- Где был? - Бомбил Берлин!
Не секрет, что в истории Великой Отечественной войны одну из главных скрипок играла авиация. Особенно это касалось начального периода войны, когда фашисты захватили господство в небе, разбомбив десятки аэродромов и учебных полигонов Красной армии, дислоцированных в европейской части страны. Случайно или нет, но именно на них была сосредоточена основная авиационная мощь страны.
Если учесть, что немецкая армия была оснащена самолетами нового типа, по техническим характеристикам превосходящими советские образцы, потребовались неимоверные усилия, чтобы переломить ситуацию в воздушном пространстве в свою пользу. А главное - потребовалось время.
В предвоенные годы в стране развернулось патриотическое движение “Комсомолец, на самолет!”, и многие молодые кировчане, как и молодежь других регионов, пошли учиться в аэроклубы, летные школы, военные училища. Созданный в 1935 году на базе планерной школы Кировский аэроклуб к началу Великой Отечественной войны выпустил из своих стен сотни парашютистов, планеристов, учлетов, а во время войны под руководством начальника клуба А.М. Палкина в Кирове были сформированы, укомплектованы самолетами У-2 и отправлены на Ленинградский фронт два авиаполка.
Судьбы более пятидесяти воздушных асов, ставших Героями Советского Союза, связаны с Вятской землей. Один из них, К.А. Вершинин, в годы войны командовавший 4-й воздушной армией, впоследствии даже стал Главным маршалом авиации. Несколько вятских летчиков ценой своей жизни совершили в боях воздушные тараны и тараны наземных целей. Вместе с мужчинами храбро сражались в небе и вятские летчицы. Среди них - Раиса Беляева (Зуевский район), Ольга Ямщикова и Анна Дудина (Уржумский район).
Сегодня наш рассказ об одном из земляков, прошедшем путь от курсанта летной школы до боевого командира авиационной дивизии, одном из генералов Великой Отечественной войны. Его имени нет в списке Героев Советского Союза, но он, безусловно, по всем статьям личность героическая.
Летать так летать!
Фронтовая биография Степана Чемоданова началась еще до войны. Уроженец Уржумского уезда испытание огнем прошел на Дальнем Востоке во время событий на озере Хасан и у реки Халхин-Гол. Был он командиром эскадрильи бомбардировщиков и за заслуги имел монгольский орден “Полярная звезда”.
А летному делу учился Степан в Качинской авиашколе под Севастополем. Первые полеты совершал на самолете У-1, сделанном из дерева, фанеры и специального полотна - перкаля. Хотя его конструкция считалась устаревшей, машина в воздухе хорошо слушалась пилота, а потому для учебы была незаменимой. Вспоминая свой первый полет, Степан Иванович, дослужившийся до генерал-майора авиации, рассказывал так:
- Посадили мне в самолет “пассажиров” - два мешка с песком. И - пошел. Взлет. Набираю высоту. Четыреста метров. Один разворот, другой... Захожу на посадку. И тут вижу: прямо по взлетной полосе катит бензовоз. Что делать? Даю газ - и ввысь, на очередной круг.
Позднее, уже на земле, когда проводился разбор, руководитель полетов скажет: “Молодец, Чемоданов! Правильное принял решение”.
Следующим самолетом, который предстояло освоить, был “небесный тихоход” Н.Н. Поликарпова - У-2. Он обладал великолепной управляемостью, простотой пилотирования и конструкции. Это была такая “хитрая” машина, которая при выполнении фигур высшего пилотажа самопроизвольно не входила в штопор. А если это было необходимо по воле пилота, легко затем переходила на горизонтальный полет. Вершиной же учебного мастерства было освоение боевого “Р5” - многоцелевого одномоторного самолета. Курсант, освоивший “Р5”, считался летчиком и получал звание военного пилота.
Чемоданов был одним из немногих боевых генералов, живших после войны в Кирове, и я, прогуливаясь с ним по городу, не раз замечал, как вчерашние фронтовики, попадавшиеся навстречу, непроизвольно принимали соответствующую выправку: еще бы - они и на фронте генералов “живьем” редко видели.
В самом начале войны, 26 июня 1941 года, он провожает на боевое задание своего товарища Николая Гастелло - летчика, ставшего легендой всей Великой Отечественной и послевоенного времени. После его героической гибели Чемоданов клянется драться с врагами так же беспощадно и самоотверженно, как его однополчанин. Так и дрался.
В сентябре 1941 года (обратите внимание: до дня Победы еще почти четыре года!) он летит бомбить Берлин. Кто тогда мог поверить в такую дерзость? Красная армия отступает, неся огромные потери, враг на подступах к Москве, и вдруг - бомбить Берлин.
«Тушитель огней»
Это было задание Ставки Верховного главнокомандования.
- Причем, - рассказывал Степан Иванович, - мы не были первыми. В августе бомбовый удар по немецкой столице нанесли летчики ВВС Балтийского флота во главе с полковником Преображенским. Они бомбили Берлин две ночи подряд. Бомбили довольно хаотично, поскольку главной целью было не столько поразить объекты, сколько дать понять фрицам, что мы способны результативно атаковать врага.
- И вот летим мы, несколько экипажей, - продолжает Чемоданов. - Горючего закачали “под пробку”, плюс подвесные баки, тонна бомб (десять бомб по 100 кг). Изучены по карте все возможные варианты маршрута, захода на цели, ухода после удара. План Берлина распечатан очень крупно и изучен досконально.
10 часов в воздухе, из них восемь - над территорией, занятой противником. Понятно, что сопровождения истребителей нет, сводок метеооповещения тоже нет, связи с землей - практически тоже. (Можно было только доложить о выполнении задания).
Летели на максимальной высоте - семь тысяч метров, гарантирующей относительную безопасность. “Потолок” немецких истребителей для перехвата ограничивался высотой 6 тысяч метров. О зенитках разговора не шло. Они представляли угрозу только непосредственно перед бомбометанием.
- Подлетаем к Берлину. Ночь, но город в огнях - их море: растянулись на десятки километров. Видно, что нас не ждут. Сбрасываем скорость, заходим на нужные ориентиры. Экипаж напряжен до предела. Начинаем метать бомбы: первую, вторую, третью... Внизу видим мощные сполохи взрывов.
Словно ножницами вдруг небо разрезали сотни лучей прожекторов. Немцы открывают ожесточенный, бессистемный огонь из зениток, но нам удается очень быстро выйти из зоны густого обстрела, а потом и вообще из зоны досягаемости ПВО. Врезаемся в темноту и, набирая высоту, устремляемся на Восток - назад, к родному аэродрому.
День спустя фашисты объ-явили, что в ночь с 22 на 23 сентября Берлин подвергся налету английской авиации. На нас они подумать, разумеется, не могли...
К чести английского правительства, эта информация была им опровергнута. Над Британией тогда, как на грех, стоял сильный туман, и ни один английский самолет в воздух не поднимался.
На следующую ночь огни в Берлине были потушены, город затемнили, и освещение не включалось уже до конца войны. А Степана Ивановича и его боевых товарищей в авиаполку стали в шутку звать “тушителями огней Берлина”.
Он еще не раз и потом летал бомбить столицу врага, и судьба была к нему благосклонна - каждый раз тяжелый Ил Чемоданова благополучно возвращался на базу. Последний раз генерал летал на Берлин 25 апреля 1945 года - незадолго до того, как туда с боями победоносно вошли советские войска.
А сколько было у летчика боевых вылетов кроме Берлина! Заглянул на днях в популярный справочник “Освобождение городов”, выпущенный воениздатом, и был поражен: имя С.И. Чемоданова упоминается в книге гораздо чаще, чем имена многих известных военачальников. Его 6-я (позже переименованная в 16-ю) Гвардейская “Сталин-градская” бомбардировочная авиационная дивизия дальнего действия отличилась, освобождая города Курск, Орел, Борисов, Вильнюс, Кенигсберг (Калининград), Лида, Минск, Витебск, Орша, Полоцк, Рига, Таллин, Рославль, Сталинград.
Добавлю, что за годы войны самолет Степана Ивановича дважды подбивали в воздушном бою, но оба раза летчику удавалось спастись и вернуться в строй.
Однажды, когда Степан Иванович пригласил меня к себе в дом на улице Степана Халтурина (сейчас - Пятницкая), за чашкой чая из самовара, который вместе с генералом прошел через всю войну и из которого, по словам его хозяина, не раз пил чай сам Александр Покрышкин, трижды Герой Советского Союза, Степан Иванович рассказал, как чудом избежал вражеского плена.
Неравный бой
Фашисты рвались к Орлу. Разведка доложила: на дороге близ поселка Кромы - подозрительное скопление военной техники врага, особенно танков. Если упустить момент и не взорвать переправу через реку Крому, путь немцам к Орлу открывается прямой.
Заместитель командира полка тяжелых бомбардировщиков майор Чемоданов, получив телефонограмму, отдает приказ:
- Приготовиться к взлету!
Бойцы переглянулись:
- Лететь днем? Без прикрытия?
- А что делать? - майор понимал, что выполнять задание надо срочно, не откладывая до темноты. Подумав, добавил: - Полетят добровольцы. Поведу группу я.
...Операция удалась - мост взлетел в воздух. На выполнение боевой задачи девятке бомбардировщиков понадобилось меньше получаса.
Вдохновленные успехом, летчики возвращались в полк. И тут произошла встреча, которая не сулила нашим “летающим танкам” ничего хорошего: лоб в лоб из-за горизонта навстречу тяжелым, неразворотливым штурмовикам шла настоящая громада (как позже стало известно, их было 18) “мессершмитов”, истребителей, отличавшихся не только скоростными данными, но и маневренностью. Выхода не было - надо принимать бой.
Схватка была ожесточенной. Наши самолеты держались вместе, отражая непрерывные атаки противника. Чемоданов видел, как вспыхнула машина лейтенанта Роханова, как, объ-ятый пламенем, пошел вниз бомбардировщик Евгения Соколова...
- Сволочи! - вырвалось у майора. - Такие парни гибнут!
Уклоняясь от “мессера”, по которому успел нанести залповый пуск снарядов, он и сам ощутил внезапно сильный толчок и жгучую боль в ногах... С трудом удерживая штурвал, схватил телефон:
- Васильченко, Пыжов, ответьте!
В наушниках - тишина. Ни стрелок, ни радист на связь не вышли. Молчал и штурман Кравченко. Кабина наполнялась дымом. Надо прыгать. Надо, но как? Ноги совсем чужие.
Перевел самолет на бреющий полет и, превозмогая боль, на ходу поправляя парашют, вывалился из кабины, как мешок с опилками.
...Они коснулись земли почти одновременно. Летчик слышал, как вздрогнуло поле от взрыва его машины. Поле слышало, как вскрикнул, приземлившись, раненый русский летчик.
Через линию фронта
Что было дальше, он помнил плохо. Помнил лишь, что очнулся от чьих-то негромких голосов. Приподнялся на локтях, осмотрелся - никого. На несколько верст конопляное поле. И только видно, как дымятся вдали, догорая, останки двух самолетов.
Голоса приблизились, и летчик увидел, что сквозь высокие стебли конопляника пробираются мальчишки. Их было двое. Наткнувшись на раненого, испуганно спросили:
- Дяденька, ты наш? Русский летчик?
- Русский, русский, ребятки, свой я, - простонал Чемоданов.
- Мы видели ваш бой...
(“А горит моя машина, и “мессер” рядом горит - вот они и спрашивают, чей я летчик”).
...Лошаденка упорно отказывалась вставать на колени, как ее ни упрашивали и ни стегали мальчишки. Теперь их было уже трое. Кое-как уложили раненого ей на спину и привязали веревками.
Чемоданов не помнил, как везли его в деревню, как втащили в избу. Очнулся от холода, кольнувшего обожженное лицо: пожилая женщина смазывала сметаной поврежденную кожу. Потом бинтовала окровавленные ноги. Принесла молока с хлебом.
Долго в деревне находиться было опасно: в любую минуту могли объявиться новые “хозяева” - немцы. Вечером ребята (Чемоданов их узнал) подкатили к дому телегу с сеном и упрятали майора в него. Впрягли лошадь. Один из пареньков взял вожжи, и повозка тронулась. Тогда еще никто не знал, что через несколько часов в деревню нагрянут полицаи, которые будут искать русского летчика.
Ехали всю ночь. В основном по проселочным дорогам, но даже на них несколько раз мальчишкам попались немецкие мотоциклисты. Повозку останавливали, светили фонариком извозчикам в лицо и тут же отпускали с богом. К утру одолели километров сорок.
- Дядь, а дядь, - услышал Чемоданов обращенный к нему тонкий голос провожатого.
Майор высунул голову из сена.
- Светло, дядь, уже. Как ехать-то? Сцапают нас.
- А что, парень, делать? Может, спрячете меня где-нибудь, а сами до деревни доедете, узнаете, далеко ли отсюда Красная армия.
- Ладно. Поищем пацанов местных...
Оттащив майора в конопляное поле, парнишки исчезли.
...День этот показался Чемоданову вечностью. Тело горело одной сплошной раной. Хотелось пить. Чего только не передумал летчик, чего только не вспомнил за этот длинный-длинный день.
Вспоминались родные края, детство, мать - Татьяна Демидовна. Как-то ее здоровье? На Дальнем Востоке, где Степан служил до войны, осталась жена Анна с двумя ребятишками. Витюшка, наверное, здорово подрос - четыре года парню. А Санька совсем еще малец. Эх, родные, увидеть бы вас, хоть бы самую чуточку рядом побыть...
Вспоминались первые шаги в авиации, вспоминались Кача, друзья, с которыми учился, боевые товарищи, с которыми летал на Берлин и которые на его глазах погибли во вчерашнем бою...
Женя Соколов... рабочий с Урала. Умница-парень. Был у него один маленький недостаток - в учебных полетах боялся близко подлетать к самолету товарища. А вот вчера, отметил Чемоданов, забыл об опасности, почти вплотную приблизился к Илу командира.
И ведь, грешным делом, подумал тогда майор: “Вот где тебя учить надо. В бою!”
Когда “мессер” поджег машину Соколова, командир видел: Женя собирается прыгать с парашютом. Выбираясь из кабины, он глянул на Чемоданова, и, как показалось Степану Ивановичу, Женин взгляд говорил: “Все, что мог, я сделал, товарищ майор. Не виноват я, что машина горит”.
Выпрыгнуть Женя не успел - его настигла вражеская пуля...
В полку, наверное, и его, командира, считают погибшим. Как считает “мертвецом” и вот тот коршун, что надоедливо парит над ним в небе, явно надеясь чем-нибудь поживиться.
Хищник напомнил Чемоданову строки из песни:
Ты не вейся, черный ворон,
Над моею головой.
Ты добычи не дождешься.
Черный ворон, я не твой!
- Нет, я живой, - говорил, стиснув зубы, майор, доказывая самому себе, что так легко он с жизнью не расстанется, веря, что он еще нужен семье, друзьям, Родине, наконец.
Вечером к полю подъехала подвода. И тоже с сеном. С нее спрыгнули два пацана. Это были новые провожатые. Где и как везли его, Степан Иванович не понимал. Ноги отнялись совсем, а тело бросало то в жар, то в холод. Одна мысль не покидала его: “Скорей бы!”
На рассвете ребята сказали:
- Все. Дальше нельзя. Рядом - железная дорога, а там часовые. Тут линия фронта. Боимся мы дальше. Вы уж сами попробуйте как-нибудь. Уже близко. Главное - через рельсы перебраться. Поблизости низинка есть - место издалека почти не просматривается. Переберетесь - на той стороне в трехстах метрах хутор, три дома. Постучитесь в крайний от дороги...
Взглянул майор, прощаясь, на пареньков - и комок к горлу подкатил: мальчишки ведь совсем, не старше двенадцати лет, его, взрослого мужика, спасают. “А ведь они - тоже солдаты, - вдруг подумалось Чемоданову. - Жизнью рискуют. Даже без приказа рискуют. Наверное, и матерям своим не расскажут ничего”.
- Спасибо, сынки, - майор по-отцовски обнял пацанов и потрепал по голове. - Никогда вас не забуду!
Подкрепившись ягодами рябины (ребята нарвали), целый день изучал майор, лежа в кустах, маршрут немецкого часового, а с наступлением темноты перебрался к насыпи. Медленно преодолевал один рельс, другой. Отдышался. Выждал время. Теперь надо было определить, где хутор. Сначала полз наугад, а потом, как показалось, где-то не очень далеко залаяла собака. На косогоре парой тусклых окон обозначились дома, и майор взял курс на них.
К гостю хозяева отнеслись настороженно, долго расспрашивали, какими судьбами он оказался в этих краях и есть ли у него какие-нибудь документы. Только обнаружив в гимнастерке удостоверение личности офицера, они поверили: человек говорит правду. Летчика накормили, перебинтовали, а на рассвете на лошади переправили в тыл. В городок Русский Брод Чемоданов попал в тот момент, когда на железнодорожной станции уже под парами стоял последний эшелон, эвакуировавший на восток местную мануфактурную фабрику.
Посадили Чемоданова в один из вагонов - “мягкий”, как он заметил. Так и ехал на тюках с тряпьем.
Потом были госпиталь под Тамбовом и длительное лечение. Здесь, в госпитале, и нашла его первая боевая награда - орден Красного Знамени.
Чемодан наград
А вообще-то, когда мы встречались, Степан Иванович любил подшутить над собой. Про свои награды, например, говорил: “У меня их полный чемодан. Наверно, потому, что я - Чемоданов”.
Орденов у него было семь, а медалей и знаков отличия не счесть - около тридцати. Больше всего он гордился редкими орденами - Александра Невского, Кутузова, Суворова (их было два) и Жукова. Последний орден получил в 1995 году, когда страна праздновала 50-летие Победы.
Год спустя Степана Ивановича не стало. Давно нет в живых и верной его спутницы Анны Капитоновны, но продолжают хранить память о мужественном человеке и воине его сыновья и внуки.
А знаменитый самовар, из которого потчевали чаем и меня, Степан Иванович передал на хранение в краеведческий музей пос. Сернура (родная деревня С.И. Чемоданова - Калеево сейчас находится в Марий Эл).
Кстати, самовар, изготовленный в Туле и зарегистрированный в 1898 году товариществом паровой самоварной фабрики “Наследники Василия Степановича Баташова”, как и его хозяин, был отмечен многочисленными наградами, о чем свидетельствовали 14 оттисков медалей всевозможных выставок.
... Скоро 9 Мая, семидесятый День Победы. И в праздничном строю акции “Бессмертный полк” в очередной раз будут портреты героев. Среди них - Степана Ивановича Чемоданова, человека, посвятившего жизнь авиации, летчика, бомбившего Берлин еще в начале войны.
Василий СМИРНОВ, “Вятский край»
|
