"Говорит Бонч-Бруевич, Уржум слушает..."
Недавно в Уржумский краеведческий музей поступил очень интересный документ - черновик письма радиотехника Павла Задорина о том, как в двадцатых годах прошлого века в Уржум впервые пришло радио. Воспоминания отца передала в музей на хранение его дочь, жительница села Петровское Ольга Попова.
Как проводилось “вживание” радио в Уржумском районе? В памяти сохранилось много интересных фактов. Но начну с себя: в мае 1915 года я впервые вступил на самостоятельное дежурство на полевой радиостанции возле крепости Осовец, в 25 километрах от Белостока (теперь Польша).
В Уржум приехал на пароходе в мае 1920 года, имея при себе радиоприемник, смонтированный на эбонитовой доске величиной со столешницу, с никелированными рубильниками, с откидной на шарнирах катушкой настройки, величиной с блюдо, вмонтированной в эбонит. В эту же доску были вмонтированы части от передатчика. Приемник был снят с полевой радиостанции. Позднее это хозяйство поместили бы в карман. Не нужно забывать, что тогда радиолампа не была еще изобретена и по радио, кроме музыкального звука, слушать было нечего.
Кроме приемника, меня в Вятке снабдили документом за подписями председателя губисполкома, начальника губернского управления связи и начальника радиостанции с тремя гербовыми печатями, чтобы мне в Уржуме оказали всякое и срочное содействие. Документ этот имел магическую силу.
Когда я показал председателю райисполкома свой мандат, то он спросил: “Что требуется?” Я сказал, что в первую очередь помещение и помощь в установке мачт для антенны. Я в тот же день определил наилучшее место - старое кладбище, на самом высоком месте города, где стоит церковь, одна из глав которой служит пожарной каланчой. Когда перешел через кладбище, увидел, что в него уперся конец улицы, идущей от острога. Улица заросла травой, никто не ездит. По сторонам же улицы стояли по одному дому в садах.
Вот идеальное место для мачты, лучше не найти. Теперь о квартире. С одной стороны улицы - деревенская изба в три окна. Вышел старик и спросил: “Что рассматриваешь?” Говорю: “Ищу квартиру”. “Никого мы со старухой не пускаем”, - сердито ответил и закрыл дверь. Пошел к другому дому. Вышел тоже седой старик. Спрашиваю: “Кто тут живет? Мне нужна квартира для радио”. Он ответил, что живет внизу, занимает одну половину, а наверху живет чекист, куда соваться мне не советует. Я подумал, что не весь же верх чекист занимает, там шесть комнат, как сказал хозяин. Пошел и когда заговорил о комнате, то чекист не дослушал, а, попросту сказать, меня прогнал. На второй день я снова пошел к председателю райисполкома со своей радостью, что нашел хорошее место, и с горем, что нет квартиры. После обеда меня каким-то чудом нашла посыльная чекиста и наказала срочно явиться к ее начальнику. Я, конечно, робко вхожу и говорю: “Явился по вашему приказанию”. “Приказанию? Это ты приказал меня выгнать в 24 часа? Что у тебя загорелось? Оставь мне хотя бы одну комнату, пока я подыщу себе квартиру”, - сказал чекист. Я ответил, что одна комната нужна только для монтажа радиоаппаратуры. Дальше, понятно, мы расстались очень дружелюбно. Он мне предложил даже кружку красного вина. Я отказался.
Чекист вскоре освободил весь верх дома, чему его хозяин долго удивлялся и завидовал моему авторитету! Дальше все пошло как в сказке. По распоряжению исполкома привезли бревна для мачты, оковали. Человек пятьдесят из острога (под охраной, конечно) подняли мачту. Остальное я доделал сам, включил приемник, и Уржум впервые получил последние известия непосредственно из Москвы.
Вскоре мне почта направила сторожа-рассыльного, редакция - пишущую машинку и машинистку, а губернское управление связи, узнав, что приемник работает, прислало еще двух радиотелеграфистов. Вот в этом здании, где жил один чекист, товарищ Суворов, разместилась аппаратная комната, а в других помещениях - я с женой и ребенком, сторожиха с матерью и два радиста, один из которых со взрослой сестрой.
Потом начались экскурсии. Сначала водили учителей средней школы, а потом учеников. Каждому хотелось послушать, как говорит Москва. У нас, радистов, принятого материала хватило бы не на одну газету, но пользовались им четыре или пять адресатов.
Помню другие яркие этапы из истории радио. В 1921 году мы по радио услышали человеческий голос. Это была радость, по-моему, даже большая, чем когда заговорил “великий немой”.
Говорил из Казани известный партийный и государственный деятель Бонч-Бруевич, где ему была отдана для эксперимента Казанская радиостанция. Мы были обязаны телеграфировать ему, не считаясь с количеством слов, как его слышали в период эксперимента, когда он делал те или иные перестройки передатчика. Кстати, Ленин писал ему: “Обещаю Вам всяческое содействие в осуществлении газеты с миллионной аудиторией”.
Вскоре Бонч-Бруевич переехал в Нижний Новгород для продолжения эксперимента, а затем в Москву, где была установлена мачта и началась регулярная радиопередача. Вспоминаю, что в день похорон В.И. Ленина в Уржуме было установлено на радиостанции дежурство, а в это время на площади народ собрался на траурный митинг - ждали сигнала из Москвы. Наконец мы услышали: “Встаньте, товарищи...” Остановилось на пять минут все: заводы и фабрики, поезда в пути, где бы они ни находились, остановились все корабли. Замерло все в скорбном молчании на пять минут.
Что еще помню о своей работе в Уржуме? Устанавливал несколько приемных станций, все еще по методу долампового периода. Помню, как мы поднимали двадцатиметровую сосну на второй этаж каменного дома в с. Шурма и устанавливали ее на потолок, раскрыв часть железной крыши.
Собрались полсотни человек в небольшой комнате - слушать Москву. А когда я включил приемник, ничего не услышали, кроме слабых, еле понятных слов в наушнике. И что можно было услышать от тогдашней аппаратуры при сухих батарейках величиной с ладонь! Никаких репродукторов еще не было, а только рупор, как маленький граммофон, который приставлялся к одному наушнику-телефону.
В Шурме и этой приставки не было. Люди послушали по очереди слабые звуки и ушли крайне недовольные. При сокращении штатов нашу радиостанцию перевели в контору связи, а потом началась регулярная передача РОСТА (Российское телеграфное агентство). Надобность в нашей приемной станции совсем отпала, и в 1935 году я уехал из Уржума”.
Павел Данилович Задорин ушел из жизни в 1978 году в возрасте 84 лет. Радиотехником он работал свыше сорока лет, в том числе 15 лет - в Уржумском районе.
Галина ВАРАКСИНА, "Вятский край"
|
