Места духовной благодати
А.Н. СОЛОВЬЕВ, Всероссийский НИИ охотничьего хозяйства и звероводства, Россия
Сохранение в неприкосновенности особо почитаемых урочищ, местностей и отдельных природных объектов — скал, утесов, источников, озер, деревьев, рощ, камней — древнейшая форма охраны природы, уходящая истоками в дорелигиозное прошлое культур всех народов нашей планеты. Изначально особо оберегались места культовых обрядов — духовного единения человека с природными стихиями (духами). До наших дней эти традиции в России сохранились лишь у некоторых коренных народностей, не испытавших тотального обращения в ту или иную современную религию. На европейской части страны это в основном народности северо-востока. Например, в Кировской области до сих пор не утратили своего культового назначения многие священные уголки природы марийцев: рощи, источники, озера, утесы, хотя как и славянские святыни, почитаются они все больше с христианской атрибутикой. Долгое время здесь сохраняли свои национальные духовные традиции и славяне, уходившие в лесную глушь от насильственной христианизации в XI—ХП столетиях.
Как свидетельствуют летописи и устные предания, крещение малых народов также начиналось с разрушения главных национальных святилищ. Классическим примером такой цивилизации может служить крещение коренных жителей Коми края, начавшееся с прихода христианского миссионера из Великого Устюга Стефана Храпа, вошедшего в историю православия под именем Стефана Пермского. В 1379 г. он отправился «в землю Пермскую, на Вычегду, на проповедь Слова Божия среди нечестивья племени пермян» и к 1380 г. добрался до устья реки Вымь, где на перекрестке речных путей находилась одно из главных святилищ пермян. На высоком яру при впадении р. Вымь в Вычегду росла священная береза. В краеведческом музее села Усть-Вымь сохранилось записанное со слов старожилов предание об этой так называемой «прокудливой березе» (кудеснице — от слова «кудес»):
«Стефан Храп из Великого Устюга, ставший Пермским, и его сподвижники рубили березу трое суток — не потому, что она была велика и крепка, а потому, что от нее исходило такое сияние, что подойти можно было только в самое темное ночное время. Они рубили трижды по ночам и когда дерево упало, то поднялась ужасная буря с громом и молниями, а река Вымь изменила свое старое русло, ее устье переместилось на нынешнее место».
Понятно, что по ночам рубили не из-за придуманного сияния, а украдкой, чтобы не видели люди и не намяли бока за такое варварство...
В форме аллегории усть-вымские хроники отразили весьма символический образ: «...от древа же того слышахуся многие различным гласи и вопли и и пискания мужескими и женскими и младых отрочат, воздушных и нечистых духов и глаголание: яко изгоняше нас отсуду, а наше есть древнее житее». И сама береза в них еще представала живым существом: «оттого древа с крови текше: овогда синя, овогда зелена и всякими виды...» (Цит. по: 9)
Многие бывшие языческие святилища («капища») сохраняли своё магическое притяжение, хотя и с надуманной церковной подоплёкой, в течение всего христианского тысячелетия и даже в советский безбожный период.
Как следует из секретной «Записки Совета по делам Русской православной церкви» № 487/с от 24 сентября 1958 г. (14), в 1949 году не утративших культового значения водных источников (родников, ключей, озёр) только в Российской Федерации насчитывалось более 60, а к концу 50-х в результате активно проводившихся «атеистических» мероприятий их осталось не более 30. Несмотря на строгие запреты тех лет, не зарастали тропы к святилищам, сроки посещения которых хотя определялись уже по церковному календарю, но содержание их носило явно реликтовый языческий характер. Наиболее массовые паломничества отмечались в Курской, Ульяновской, Горьковской, Кировской, Воронежской, Сталинградской областях.
По словам А.А. Спицына (1) «русские миссионеры в своём перечислении черемисских богов (Кереметъ, Немдеку, Уку, Ямшенер, Кюбар) вторым по значению ставили «беса Чумбулата». Молва о Живом Камне дошла и до высшего духовенства, сделавшего вывод, что «существование старого почитаемого «Камня» мешает распространению среди язычников православия».
Вот что сообщал о судьбе «Камня» историк А.А. Андриевский(15) «Московский митрополит Филарет, отправляя в июне месяце 1830 года протоиерея Покровского вторично к черемисам Уржумского уезда..., просил, между прочим, этого последнего распорядиться немедленным разрушением находящегося в Коленурской волости камня, боготворимого черемисами под именем Чумбулата, что могло бы, как писал митрополит, «вразумить их о ничтожности сего мнимого божества». О том же получил губернатор и предписание от министра внутренних дел от 20 августа, при нём требовалась, чтобы этот камень, находившийся на берегу р. Немды, близ дер.Чумбулитовской, был взорван секретно, без предварительного оглашения.
Упомянутый выше камень в июле осматривал Яранский земский исправник. ...Ожидая окончания полевых работ, исправник «разрушил этот камень до основания» лишь осенью, о чём и донёс губернатору 3 октября 1830 года».
Далее А.А. Спицын (1) уточняет: «местные крестьяне рассказывают, что взорвать камень порохом не решились, а разрушили его теми ломами, которые в этой местности употребляются для обработки камня».
Потом на этом месте марийцы из обломков скалы воздвигли памятник своему герою. В 1928 году было разобрано и это сооружение.
Сейчас яр укрылся лесом. От «Камня» осталось несколько вросших в землю замшелых известняковых глыб. Но каждый год в начале лета в определённый день к обиталищу духа легендарного Чумбулата издалека приходят марийцы. Не исчезло мольбище! Каждый год на ветвях деревьев у подножия крутояра появляются лоскутки пёстрой ткани. Помнят своё родство марийцы. Жив народ!
Священные рощи по сей день не утратили своего назначения у марийских деревень Изиморка, Индыгойка, у с. Байса в Лебяжском районе Кировской области. К священным деревьям в них относятся только лиственные: береза, липа, дуб. Чаще это небольшие островки леса среди обширных полей. У д. Изиморка — это так называемая рамень: еловый лес с липой в подлеске, на пологом склоне берега р. Морокай.
У каждой семьи, живущей в деревне, в роще есть свое родовое дерево. К стволам некоторых деревьев прислонены дощатые лежаки для пожилых и больных людей. Поодаль постоянное кострище для приготовления жертвенной пищи. В нескольких местах к стволам не священных деревьев лыком прикреплены перекладины для разделки жертвенных животных. Больше никаких следов пребывания людей — ни бумажки, ни пустой бутылки или банки. Никому даже в голову не может придти не то, чтобы дерево срубить в священной роще, но даже сломать ветку или травинку, сорвать цветок. За дровами и жердями жители деревни ездят в дальний большой лес.
В священных местах марийцы собираются на общий праздник весной перед посевными работами в день поминания православных святых Козьмы и Демьяна (особо чтимых марийцами, отсюда, например, и название г. Козьмо-Демьянска в Марий Эл). В Удмуртии, как и в Мордовии и в Чувашии, искоренение «язычества» как идеологии народных восстаний было тотальным. (Хотя коренные народы России восставали не против православия как такового, а против закабаления. Именно это объединяло и русских, и татар, и башкир, и марийцев под знаменами Степана Разина и Пугачева). Священные рощи были вырублены, мольбища разорены, жречество уничтожено. Ведическая традиция сохранилась только у луговых марийцев — черемисов, оказавшихся под влиянием более терпимого к исконным национальным обычаям ислама, в отличие от их горных собратьев, добровольно принявших православие... В результате луговые марийцы (по левобережью Волги) и поныне празднуют свои национальные торжества, а горные (высокое правобережье Волги) о них давно забыли.
Сотни человек из Марий Эл, Чувашии, Удмуртии, Мордовии, Кировской, Нижегородской и других областей собираются на мольбище у пос. Сернур в республике Марий Эл. Ежегодно 3 июля в «Оленин день» из Кировской и Нижегородской областей, а также из республики Марий Эл приходят паломники к священному источнику у д. Мари Ушем Яранского района Кировской области. Сотни человек собираются в лесу на берегу речушки Лум, где сделана беседка со скамьями и столом. На дощатой стене своеобразный импровизированный иконостас из принесенных паломниками дешевых иконок (христианство в язычестве). Паломничество продолжается, несмотря на смещение источника в связи с общим понижением уровня подземных вод. Воду из него пьют, умываются и обливаются ею. Для этого сделаны дощатые укрытия.
Большую духовную эколого-воспитателъную роль играли священные рощи и в жизни коми-пермяков, основу экологической культуры которых, как и других северных народностей, составлял «отказ от потребительства и максимальное познание к приспособление к окружающей среде» (16, с. 273). В священных рощах не рубили деревья, не собирали цветы, не мусорили. Нельзя в них было даже ссориться. Приходили в них в чистой одежде, предварительно помывшись в бане. С особым почтением относились к родникам и ключам, и вообще к воде, не допуская ее загрязнения и особо оберегая леса по берегам рек, озер, у родников. К священным деревьям у коми-пермяков относились береза и ель, а из животных особо почитались медведь, лебедь, утка, щука. Как и у всех лесных народов, важнейшее место в мировоззрении коми-пермяков занимал образ Лесного Духа — хозяина леса: лесного человека, лесовика, лешего.
То есть и здесь уместно говорить об огромной культурородной силе леса, определившей, как было подмечено еще Н. Я. Данилевским (17), не только культурно-исторический тип славянства, но и всех других народов, проживающих в лесной полосе, ибо любая «самобытная культура, вне всякого влияния, не может возникнуть иначе как в лесной стране» (17, с.230). Лес «своею таинственною гущей и полумраком навевает поэтическое настроение духа на живущий в нем народ» (Там же).
Поскольку в местах компактного проживания коренных народов России священные места не утратили своего функционального назначения и в настоящее время, очень важно, чтобы традиционно-общинная, общественная охрана таких мест получила законодательную основу. Особенно это актуально как превентивная мера в условиях предстоящего разгосударствления собственности на землю.
Священные природные объекты имеют не только культурно- историческое значение как часть культурно-природного наследия, памятники исконной национальной культуры, самобытности того или иного народа. Велика их и естественнонаучная ценность как реликтовых элементов природного ландшафта, особенно в условиях его антропогенной трансформации.
Многие заповеданные самим населением урочища сохраняют не только духовное, но и научное и видоохранное значение. Так, только в неприкосновенных на протяжении веков рощах-мольбищах марийцев, например, у с. Байса до настоящего времени сохранились многовековые экземпляры плакорного дуба, маркирующие северную границу его былого распространения на водоразделах северо-востока европейской части России. Вопрос о северной границе плакорного дуба в северо-восточной части ареала до сих пор остается дискуссионным именно из-за полного сведения дубравных и хвойно-широколиственных лесов по высокому правобережью нижней Вятки.
Традиционно сберегаемые священные места служат островками спасения и для многих редких видов организмов. Так, уцелевший массив хвойно-широколиственного леса у священного озера Шайтан пока единственное в Кировской области место обитания наземного моллюска стригулякула кана, тяготеющего к липе и другим широколиственным деревьям, обитающего здесь на северной границе своего распространения вместе с другим видом видом клау-зилид — кохлодиной дамината и эной горной из семейства энид (18).
Поэтому при разработке регионального закона «Об особо охраняемых природных территориях Кировской области» (принят областной думой в 1995 г.) мы предусмотрели возможность отнесения природных объектов культового назначения к государственным памятникам природы. В соседней Нижегородской области по состоянию на 1997 г. в числе государственных памятников природы значились 54 преимущественно марийских и несколько мордовских священных объектов: 41 роща, 6 деревьев (сосен, берез, лип, лиственниц) один камень и одно урочище (19). В Удмуртии известно 46 священных объектов природы, но особо охраняемых среди нет, как нет в этой республике и соответствующей законодательной основы.
Этот аспект территориальной охраны природы никак не отражен и в федеральном законодательстве. Потребность в законодательной основе охраны территорий и объектов культового назначения диктуется не только необходимостью сохранения давно существующих природных святынь малых народов, но и в связи с возрождением славяно-русских святилищ. Неоязыческие капища есть, например, в Калужской, Московской, Нижегородской и других областях. В той же Кировской области на капище верховного волхва Доброслава в Шабалинском районе на праздник Купалы приезжают паломники со всех концов России, а местные общинники собираются на главные славянские праздники на капище у г. Вятки (Кирова) и Перуновом бугре в Зуевском районе.
Священные природные объекты — важнейшие элементы духовного родства человека и природы. Исконно народные (языческие) культовые обряды в таких местах — действенная форма духовного единения, взаимообратной психо-эмоциональной, энергетической связи человека с Природой.
Если признать, наконец, очевидное, что главная причина экологического кризиса заключается в утрате духовно-нравственной составляющей во взаимоотношениях «цивилизованного общества» и природы — как следствие религиозного, а затем и научного антропоцентризма, то осмысленное возрождение и сохранение так называемых языческих святилищ природы в их исконном назначении станет началом пути к восстановлению лада человека с Природой.
Литература
1. Спицын А.А. Вятская старина. — Вятка, 1885. — 43 с.
2. Налимов В.П. Священные рощи удмуртов и мари // Охрана природы. — 1928. — № 4. — С. 6—7.
3. Успенский Б.А. Философские разыскания в области славянских древностей. Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского. — М: Изд. МГУ, 1982. — 248 с.
4. Эммаусский А.В. Культура Вятского края XVII века // Энциклопедия земли Вятской. — Т. 4. История. — Киров, 1995. — С. 69.
5. Явление образа святителя Николая на реке Великой. — Киров, 1992.
6. Мельников-Печерский П.И. В лесах. — В 2-х кн. — Кн. 2. — М.: Сов. Россия, 1984. — 464 с.
7. Морозов В.В. К вопросу о верованиях прикамских марийцев (конец XIX — начало XX вв.) // Этнокультурное наследие Вятско-Камского региона: проблемы, поиски, решения: Матер. peг. научно-практ. конф. — Киров, 1998. — С. 49—52.
8. Ветлужских В.А. Поклонение Николаю чудотворцу на Уржуаской Шумихе // Этнокультурное наследие Вятско-Камского региона: проблемы, поиски, решения. Матер. peг. научно-практ. конф. — Киров, 1998. — С. 47—49.
9. Несанелис Д.А. Святитель Стефан Пермский в отечественной историографии // Христианство и язычество народа коми. — Сыктывкар: Коми книжн. изд-во, 2001. — С. 3—11.
10. Агафонова Н.Н., Белавин А.М., Крыласова Н.Б. Страницы истории земли Пермской: Прикамье с древнейших времен до начала XVIII века // Пермь: Книжный мир, 1996. — 176 с.
11. Власов А.Н. Повесть о рождении Стефана Пермского и сказание о пермских епископах // Христианство и язычество народа коми. — Сыктывкар: Коми книжн. изд-во, 2001. — С. 12—23.
12. Власов А.Н. Стефан Пермский в народной памяти. — С. 24—30.
13. Попов К. Зыряне и зырянский край // Труды ТОЛЕАЗ. — Т. 3. — Кн. 2. — М., 1874. — С. 24.
14. Андриевский А.А. Дела о совершении языческих обрядов и жертвоприношений // Столетие Вятской губернии. — Вятка, 1881. — Т. 11. — С. 535—580.
15. Добиться закрытия так называемых «святых мест» //«Источники» / Вестник Архива Президента Российской Федерации. — 1997. — № 4. — С. 120—129.
16. Чагин Г.Н. Экологические традиции коми-пермяков в XIX — начале XX вв. // Коми-пермяки и финно-угорский мир. Матер. 1 Междунар. науч- практ. конф., г. Кудымкар 26—27 мая 1995 г. — Кудымкар, 1997. — С. 273— 275.
17. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. — М.: Книга, 1991. — 574 с.
18. Шихова Т.Г. Новые находки наземных моллюсков в Кировской области // «Ruthenica» № 6(1). — М.: Изд. МГУ, 1996. — С. 82.
19. Особо охраняемые природные территории Нижегородской области. — Нижний Новгород: Дронт, 1997. — 67с.
Источник: http://ecoethics.ru |