Многие старожилы Уржума помнят старшую операционную сестру районной больницы Антонину Ивановну Вертелецкую, но на самом деле отчество у неё другое. Какая тайна здесь скрыта? Вот что рассказала её дочь Евгения, которая сейчас живёт в Вятке.

ПРО БАБУШКУ
Как себя помню, жили мы всегда втроём — мама, бабушка и я. Моя бабушка Анисья Егоровна Зубарева 1879 года рождения из села Русский Турек в 14 лет осталась без матери. Отец её вскоре вновь женился на молоденькой девушке, а дочь определил в услужение к богатому купцу в Уржум. Бабушка говорила, что в купеческой семье Шамовых её приняли хорошо, относились как к родной, всему научили. В память о тех годах всю жизнь она хранила белый парадный фартук. Он и сегодня поражает своей красотой и изяществом, уже моя внучка на зависть подружкам надевала его на последний школьный звонок. Привычка рукодельничать и хозяйствовать осталась у бабушки на всю жизнь. Её кружева, филейные вышивки сохранились до сих пор и удивляют чистотой, аккуратностью и тонкостью работы.
 

Анисья Егоровна Зубарева

Сколько помню, бабушка всё время наводила порядок, любила готовить. В послевоенные годы было голодно, в очередях за хлебом мы с ней, подменяя друг друга, стояли часами. Номер очереди писали на ладошке химическим карандашом. Было счастье, когда в день выборов в буфете удавалось купить пряников или конфет-подушечек. Очень любила я есть чёрный хлеб вприкуску с пряником. Но при этом на Пасху бабушка обязательно умудрялась испечь в старинной форме кулич огромной высоты, а на Рождество запекала молочного поросёнка, который потом возвышался на столе в красивом фарфоровом блюде. Каждый день, засыпая и просыпаясь, я видела, как бабушка в чёрном платочке, стоя на коленях, молилась перед иконами.

ПРО МАМУ
Мама Антонина появилась на свет в 1915 году, закончила медицинский техникум. С молодых лет она была очень активной, уже во время учёбы ездила по деревням на лошади по программе всеобуча. В 1934 году начала работать в Уржумской больнице в качестве медсестры, но в 1939 году была призвана в ряды РККА на финскую войну. Во время Великой Отечественной войны она, лейтенант медицинской службы, в качестве старшей операционной сестры с госпиталями дошла до японского острова Шикотан, награждена орденом Великой Отечественной войны II степени и многими медалями.
 

Антонина Вертелецкая в годы войны

После демобилизации вернулась в Уржум и бессменно трудилась старшей хирургической сестрой. За 40 лет пришлось поработать как с известными, опытными, так и с молодыми, начинающими хирургами. Мама помогала В. С. Самборскому, Н. В. Самборской, И. Н. Артёменко, А. В. Мотовилову и другим. Каждый из докторов имел свой характер, свой стиль работы, свои привычки, а «Вертелецкая (писали в одной из газет) постоянно поддерживала образцовый порядок в операционном блоке, принимала участие в тысячах операций, в любое время дня и ночи обеспечивая оперирующего хирурга всем необходимым». Я хорошо помню всех врачей тех лет, потому что часто бывала в хирургии сначала ребёнком, забегая повидаться с мамой, потом как студентка медучилища. Медсёстры научили меня делать уколы, я помогала им крутить из бинта шарики, которые потом стерилизовали в биксах и использовали во время операций.

ПРО ССЫЛЬНЫХ
Мы, дети больничных сотрудников, хорошо знали друг друга: жили поблизости, общие детсады, школы, утренники в клубе, общение родителей — всё нас сближало. Отец моей подружки Веры Игорь Николаевич Артёменко работал главврачом. Потом я узнала, что он, хирург кремлёвской больницы, был сослан в Уржум по делу врачей. В 1957 году его реабилитировали и разрешили переехать ближе к Москве. Сначала я получала от Веры письма из подмосковной Вереи, потом из Орехово-Зуева, затем уже из Москвы, даже была у них в гостях.

Мама, чем могла, помогала многим эвакуированным и репрессированным, которые жили в Уржуме. Например, все в городе знали приёмщика вторсырья дядю Мишу, и никто не ведал, что М. Я. Штейн когда-то работал в посольстве СССР в Америке. Я узнала об этом уже здесь, в Кирове, лет 20 назад от его дочери. В их маленькой квартирке, кроме книг, ничего не было.

ОТЕЦ И МАМА
В городе маму Тоню знали все. Кроме работы в хирургии, она читала в медучилище лекции по оказанию первой помощи и стерилизации материалов и инструментов; на предприятиях готовила сандружинниц; была председателем Совета медицинских сестёр; избиралась депутатом городского Совета; играла в струнном оркестре на гитаре, балалайке, мандолине; участвовала в спектаклях Уржумского колхозного театра. Хотя я маму видела редко, но мне было хорошо и уютно жить в любви и ласке бабушки Анисьи.

С моим отцом Виталием Дементьевичем Вертелецким мама встретилась во время войны. Отец — поляк по происхождению, когда-то его родители перебрались в Россию из Польши, поселились на Алтае в Белокурихе. После войны он приехал в Уржум, работал некоторое время директором масло-сырзавода, но потом уехал к родителям и погиб там от несчастного случая на железной дороге.

Деда по маминой линии я не знала, да и вопросов о нём не возникало, после войны у всех моих подружек дедушек тоже не было. В девичестве мама носила бабушкину фамилию Зубарева, все звали её Антониной Ивановной, врачи и работники больницы ласково называли Тонечкой. Со временем я узнала, что в документах у мамы значилось отчество Евтихиевна. Мама говорила, что ей больше нравится отчество Ивановна, и я совершенно не обращала на это внимания, ни о чём не задумывалась и не спрашивала. Имя Евтихий было на слуху, бабушка часто произносила его перед иконами, изредка в разговорах с почтением и уважением вспоминала Евтихия Ивановича, при этом проскакивали слова «ссылка», «староверы».

ОТКРЫЛАСЬ ТАЙНА
Закончив училище, в 18 лет я вышла замуж за однокурсника. Мы уехали по направлению в Малмыж, а через три года обосновались на юге в Тамани. Обзавелись тремя детьми, появился свой дом, хозяйство, большой сад. Приехать в Уржум на несколько деньков удавалось редко. Мамы неожиданно не стало в январе 1990 года. У неё произошла закупорка лёгочной артерии, сказалась постоянная работа с эфирным наркозом. Вот тогда в её свидетельстве о рождении в графе «отец» я впервые прочитала Шамов Евтихий Иванович. Моментально вспомнились отдельные фразы о том, что у Евтихия Ивановича рано умерла жена; что в один миг бабушка с мамой остались ни с чем; что негде было жить. Стало ясно, что купец Шамов Евтихий Иванович, овдовев, женился на бабушке, моя мама — его родная дочь, я — его родная внучка.
 

Шамов Евтихий Иванович

Конечно, в купеческой семье жили в достатке, а после ареста Евтихия Ивановича бабушка и мама остались на улице. Они всегда с благодарностью говорили о том, что приютила их семья священнослужителя Василия Васильевича Флорова. Бабушка устроилась на работу на винный завод, вышла на пенсию. Получала семь рублей, причём один рубль всегда отдавала на какие-то нужды, приговаривая: «Я не работаю, а мне деньги приносят домой». Я удивлялась её поступкам и прикидывала в уме, на что можно потратить этот рубль, сколько раз я могла бы сходить в кино по пять копеек.

От бабушки, которая прожила 97 лет, остались иконы, предметы из красивых сервизов тончайшего фарфора с печатями фабрики Гарднер и товарищества Кузнецова и несколько старинных фотографий. Перед бабушкиными иконами я молюсь каждый день, благодарю её, моего ангела-хранителя, прошу прощения. Образов всего три: на одном — Иисус Христос и Дева Мария, слева — апостол Пётр, справа — Павел; на втором — Казанская икона Божьей Матери; на третьем — Николай Чудотворец. Старинные образы потемнели от времени, от копоти и ожогов свечей, но остаются для меня очень родными. На обратной стороне досок стоит штамп «Иконописная мастерская поорского братства согл. Василия Матвеича Чиркова». Очень красивый серебряный крест с распятием, украшенный голубой эмалью, которым я всегда любовалась, исчез в дни маминых похорон.

Мамину квартиру сразу забрали, родных больше не было, через три дня я попрощалась с Уржумом. Открывшаяся семейная тайна породила множество вопросов, но расспросить, узнать какие-то подробности было не у кого. Сопоставляя и осмысливая отрывочные детские воспоминания, я поняла, почему моя активистка мама никогда не состояла ни в комсомоле, ни в партии. О староверах я не знала ничего, кроме того, что они осеняют себя двуперстным знамением. Запомнилось, что люди говорили о них с некоторым высокомерием и пренебрежением. Слово «кержак» я почему-то связывала со словом «кряж». Фамилия Шамовы была на слуху только потому, что в школе со мной учились брат и сестра Шамовы. Шамовским называли большой дом ниже Троицкого собора, этот дом и сегодня украшает главную улицу города. Кто такие купцы Шамовы, как появились они в Уржуме, какие родственные ниточки связывали с ними бабушку и маму? Хотелось бы многое узнать, но расспросить не у кого, остаётся одно — рассматривать старые фотографии и искать сведения в интернете. До революции Шамовы владели мельницей и магазинами. Из поколения в поколение были активными благодетелями наряду с другими купцами Уржума.

Подготовила ЛЮДМИЛА Татаринова
Источник: ВЯТСКИЙ ЕПАРХИАЛЬНЫЙ ВЕСТНИК, № 9 (347) 2016