Живущему на окраине Уржума, в Петряево, Анатолию Григорьевичу Толчину на днях исполнилось 90 лет. Он может много рассказывать о том, что повидал за свои годы.
 

А.Г. Толчин.

«У кузнецов много работы было»
Во дворе его домика на улице Рябиновой сделана небольшая мастерская. Здесь инструменты, точильные станки, место для работы, а рядом в сарае сложен сохнущий штакетник и дощечки, из которых Анатолий Григорьевич мастерит скамейки, табуретки, ящики для овощей и инструмента, резные стулья... Причем вся работа - вручную, даже строгает штакетины он обычным, не электрическим рубанком, про который многие сейчас уже и забыли. Когда нет садово-огородных забот, включаешь свет в мастерской — и длинными осенними и зимними днями можно на свежем воздухе своими руками мастерить самые разные вещи — строгать, колотить, вырезать что-то, в крайнем случае вязать метлы, чтобы потом их кому-то отдать. Лишь бы трудиться, даже если тебе 90 лет.

Сюда перевезли Анатолия Григорьевича вместе с его супругой дети пять лет назад из починка Луначарского после того, как супруга его заболела и ей понадобился постоянный уход. Сейчас уже три года живет он один. Конечно, навещают дети, трое из которых живут в нашем районе — в Поповке, Лазареве и Буйском, а одна дочь — за пределами области. Умению мастерить что-то, говорит Анатолий Григорьевич, научил его отец, который «ко всякой работе приучал», даже лапти плести. И вообще, во времена его молодости, а родился он в 1927 году, мастеровых людей в деревнях было много: кто ложки резал, кто полушубки шил, кто лапти плел... (Кстати, Анатолий Григорьевич помнит, что как раз на том месте, где сейчас в Уржуме стоит здание администрации, раньше торговали лаптями). Его же и дед, и отец были кузнецами. Когда он появился на свет, его отцу было уже больше пятидесяти лет. В один ряд в Луначарском стояли три кузницы — отца и двух братьев, которые были старше Анатолия более чем на 20 лет.

- Отец меня в кузницу заманивал: дверь мне под ноги подложит, чтобы я доставал и кувалдой пробовал колотить... - помнит Анатолий Григорьевич. - Раньше у кузнецов много работы было: лошадь подковать, бороны, плуг сделать... Вот на 52 дома в деревне и работало 3 кузницы. Сварка кузнечная была: разносилась, например, железная ось на телеге, на которую колеса надеваются — в кузнице на нее железо наковывают, потом на него резьбу нарезают — все вручную. А сейчас просто сточил, нарезал резьбу и накрутил втулку.

Мастерство помогало и выжить в голодные годы.

- Был голод в 1936-м году. Кто чем питался — в Цепочкино ходили желуди собирать, липовый лист сушили и мололи... Еще и налоги были: картошку, чего уродится, на андреевский спиртзавод везешь. В войну в 42-43 годах тоже голодно было, а в 1944-м я в армию ушел — там накормили, - рассказывает он.

«В империалистическую криком побеждали»
Отец его Григорий Ильич уходил на войну дважды. В первый раз он еще при царе сражался на фронтах Первой мировой - «империалистической», как потом говорили, войны. Как он рассказывал потом в семье, царское правительство ввязалось в войну с совершенно неготовой к этому армией.
 

- Отец говорил: одна винтовка у нас на много человек была! - вспоминает Анатолий Григорьевич. - Кто с чем в атаку бежали «Ура! Ура!» - враг с оружием и побежит. Голосом только и побеждали... Второй раз отец на гражданскую ушел. Он староста был на деревне. Тогда дезертировали двое, прятались на лугах. Отцу сказали: если их не отправляешь — ступай на войну сам. Сестра Катька рассказывала: как начальство приедет — красный платок на шест вывесят в огороде. Дезертиры уже видят и не идут в деревню. Война кончилась — они пришли и ничего им не было. Это не Великая Отечественная...

Дома у Анатолия Григорьевича до сих пор хранится старая фотография его отца с двумя боевыми товарищами в кавалерийской форме. К Великой Отечественной отец был уже стар, на эту войну ушли два старших брата Анатолия и муж сестры. Ни один из них не вернулся.
 

На фото времен Первой мировой войны слева отец А.Г. Толчина.

Сам Анатолий после четырех классов школы был отправлен работать в колхоз. Дали в руки основной инструмент — кнут - пахал, боронил и сеял на лошади куда пошлют. Зимой снопы возил на молотильный сарай, летом - в поле, на сенокосе. А как только исполнилось ему 17 лет, отправился и он в 1944 году в армию.

«Смотрим: как паровоз будет в поле разворачиваться?»
- Я до армии только пароход видел, когда нас в войну отправили в Аркуль из складов на баржу зерно грузить. Когда призвали, я поезда-то и не представлял. До Вятских Полян поехали на лошадях по пять человек на двух телегах. Где присядешь, где за телегой бежишь... В Поляны приехали, нас расселили, а утром мы побежали посмотреть на железную дорогу. Идет паровоз - «Пыш-пыш-пыш!», машинист догадался, что мы лапотники, голову выставил в окошко и как закричит: «Уходи, я разворачиваться буду»! Мы отбежали, смотрим, как же он в поле разворачиваться будет? А машинист хохочет...

До Свердловска ехали новобранцы 5 суток, там Анатолий Григорьевич закончил к маю 45-го школу танкистов. После долгих перевозок по железной дороге юных солдат высадили в г.Ровно на Украине. Анатолий Григорьевич стал командиром самоходной установки СУ-100. Служил в Ровно, Шепетовке, Староконстантинове, Изяславле. Участвовал в проческах лесов, когда войска МГБ отлавливали бандеровцев. Многие бандеровцы сожгли свои хутора и ушли вместе с отступающими гитлеровцами, но часть оставалась — жили и работали как все остальные, а ночью брались за оружие.

А еще, вспоминает Анатолий Григорьевич, за свою службу однажды видел он близко выступающего перед солдатами Буденного. Тот был настоящий кавалерист: седой, в сапогах со шпорами, к ординарцу-коноводу обращался «Сенька»!

На восстановлении разрушенных городов работали и пленные немцы.

- Идешь на патрулировании — немец бежит к воротам, курить просит, - вспоминает Анатолий Григорьевич. - На рынке иногда махорки возьмешь или самосад — отдашь ему и скажешь, чтобы разделил с другими. Тоже люди, многие сами сдавались...

Служил он целых 7 лет. Мог, кстати, он остаться в армии кадровым офицером, но отказался.

- Указ вышел: кто отслужил 5 лет и больше - тем присвоить офицерские звания. К нам домой запрос послали узнать, что за семья у нас, и отца вызывали в военкомат. Ребята грамотные, у которых по 7 классов было, согласились, а я нет — какой я офицер с четырьмя классами...
А вообще-то, вспоминает он, в армии ему понравилось: «и накормят, и спать уложат, а дома — одна забота и работа»...

«Цепляешь сани и поехал в Вятские Поляны»
Вернулся со службы Анатолий Григорьевич в родной починок в 1951-м году и, поработав на лесоучастке, пошел на курсы механизаторов. В 1954 году женился, вырастили четверых детей. До выхода на пенсию в 1988 году сменил 6 гусеничных тракторов...

Колхозы, вспоминает он, тогда сначала понемногу укрупняли: к Луначарскому присоединяли окрестные починки, потом соединили с «Буйским» и получился колхоз-гигант «до самых Кузовошек»! Потом его разделили на 3 совхоза. Шло строительство, жизнь улучшалась, да и хозяйства, как он говорит, старались поддерживать своих «трудолюбов».

«Забота и работа» были с темна и дотемна: после смены на тракторе — работа по своему домашнему хозяйству. У построенного Анатолием Григорьевичем дома на пятидесяти сотках земли не только садили овощи да картошку, но и сеяли зерновые. Комбайн сюда не загонишь — жали серпом, молотили вальком... На пенсии уже стали эту часть земли засевать травами, но по-прежнему держали корову, поросят, овечек, кур...

А зимой на своем тракторе отправлялся Анатолий Григорьевич в дальние рейсы. Не только вывозили в Луначарский сено из-за Вятки, но, бывало, в рейс за кормами ехал он в... Вятские Поляны на железнодорожную станцию. Современному человеку сложно такое представить, но за одну зиму как-то сделал он туда 8 рейсов на гусеничном тракторе!

- Это в 60-х годах было, не одну зиму так ездили, - вспоминает он. - Трактор заводишь, сани зацепляешь и поехал в Вятские Поляны за кормами. Дорога тогда была — глина, снегом заметенная. 170 километров до станции, а скорость у трактора 7-8 километров в час, едешь полторы суток, когда больше... Весной один раз уже в распутицу попали на обратном пути: подъехали вечером к речке Китяк в Малмыжском районе, а вода уже поднялась. К утру вода спала — проехали вброд. Доехали до Уржума, а тут уже мост разобрали наплавной. Трактор оставили на Белой Речке, а сами на лодке переправились и домой. На Советской в Уржуме тогда дорога была из чурбаков тесаных на шестигранники - красиво было сделано. Потом вода спала — трактор через Лопьял пригнали. А еще я ездил в Сталинградскую область заготавливать солому в 81-м году...

«День длинный - надо чем-то заняться»
Традиционно как не спросить про то, как сохранять активное долголетие? Тут особых секретов Анатолий Григорьевич не выдает: «до женитьбы вина и не пивал», да и потом никогда не напивался, разве что «четушку» на 2-3 дня растягивал. Не курил, только в армии чуть побаловался. Всегда занимал себя трудом. Вот вышел на пенсию - «день-то длинный, надо чем-то заняться», и кроме хлопот по хозяйству снова начал он «маленько мастерить».
- Лыжи сам делал из березы — раскалываешь пополам березовый кругляш и вытесываешь лыжину, потом в бане загибаешь, - рассказывает он. - Салазки деревянные делал - в бане в котле деревяшки распаришь и загнешь. Это дома, в Луначарском — здесь-то негде...
К его старому дому в Луначарском привозят дети Анатолия Григорьевича каждое лето. Вот и нынче, говорит он, ездил в починок, постоял, посмотрел на разросшийся вокруг дома бурьян. В починке живут поболее десятка человек, а многие дома уже стоят вот так же, зарастая бурьяном...

О. СУСЛОПАРОВ
Фото С. Коростелёва
Источник: «КИРОВСКАЯ ИСКРА» № 49, 9 декабря 2017 г.