Лесная деревня на самой границе
На границе РМЭ и Буйского поселения на берегу реки Сюбинки располагается деревня Козлоял-Сюба. Невдалеке - нежилая деревня Викулята, Сюба, и само Буйское.
Почему Козлоял?
Часто приходилось проезжать мимо этой, скрытой рощей деревни. И было интересно, что же это за населенный пункт с таким животноводческим названием. Посмотрел в разных источниках и... Никакого отношения к животноводству название Козлоял не имеет. Козлоял — это испорченное «Кожлаял», что переводится с марийского как «лесная деревня» («кожла» - лес, «ял» - деревня). Основана деревня была в XIX веке. Как гласит предание, пришли сюда три брата и основали три деревни. Одну назвали Сюба (Суво), другую — Орсюба «Орсуво», третью — Кожлаял. Деревня входила в состав Покровско-Мазарского района Мазарской волости Уржумского уезда.
Этому району в «Материалах по статистике Вятской губернии» за 1887 год дается такая характеристика:
«Пахатныя земли в районе в основном суглинистыя, расчищенныя из-под ели и пихты. При расчистке леса большия деревья подчерчиваются в течении весны и срубаются на другой год. При обработке земли употребляют как двулемешныя, так и однолемешныя сохи. Бороны практикуются по преимуществу железныя. Из яровых посевов преобладает овес. Кроме овса, сеют ячмень, пшеницу, лен и коноплю. Льну и конопли высевается по ½ пуда на женщину. Овес сеется американский и русский. Из сортов русского овса предпочитают сеять савальский. Савальский овес стали употреблять лет 15 тому назад, прежде о нем и понятия не имели. У савальского овса полное зерно и мякины меньше».
Населяли Козлоял в те годы государственные крестьяне, и русские, и марийцы. Сорок два двора, 109 душ мужского пола, женского - 124, в среднем на двор — почти по шесть человек. Земли, тоже в среднем на двор, было примерно по 16 десятин. Рабочих лошадей было 60 голов, да нерабочих 19, 65 дойных коров, 37 недойных. Мелкого скота, в том числе и коз, около трехсот голов.
Как уже говорилось выше, с момента своего образования деревня относилась к Уржумскому уезду. Но 25 ноября 1920 года согласно декрету, подписанному председателем Совнаркома В.И. Лениным и председателем ВЦИК М.И. Калининым, часть территорий Уржумского, Яранского, Васильсурского уездов, в том числе и Козлоял, вошли в состав образованной автономной марийской области. В это время в Козлояле было 295 жителей, в том числе 204 мари и 91 русский. В 1933 году в деревне 53 двора.
Воспоминания очевидца
Удалось поговорить с уроженкой этой деревни, а ныне жительницей Уржума Зоей Ивановной Ширяевой. Встретились мы давно, еще в 2015 году, и вот что она рассказала о жизни в деревне в военные годы.
- Посредине деревни дорога была. От домов до реки Сюбинки недалеко. Речка узкая была, особенно летом. Рыба мелкая в ней водилась. Мы ее красноперкой называли. Красивая, переливается. И она как-то все стаями плавала. Мы тихоньку-тихоньку так отбежим берег-то, намет в реку и поставим. Мы никогда ее не чистили, так варили да жарили. Мать кричит: Зой, иди за рыбой-то! Схожу, принесу пригоршни две, уху варим. А кто побольше, взрослые-то, ходили к Ремизятам. Там в пруд река Орсюбинка спускается, там была хорошая рыба. Картошку гнилую ели. Картошки-то в колхозе садили много, мелкая на полях оставалась. Чуть-чуть весной земля начинает оттаивать, мать говорит: Зой, иди за картошкой, исти-то нечего! Ведро накопаю, пойду к колодцу, эту картошку всю палкой мою-мою, воду выкачиваю и вымою. Картошку на крыши разложим, высушим. Она серая станет, твердая-твердая. Я за всю весну натаскала полмешка. Мать говорит: Зой, неси на мельницу, смелешь, мука будет у нас. Я на плечо, она сухая-то не тяжелая, приду на мельницу, мельник смелет. Потом сколько-нибудь своей хорошей картошки из подполья достанем, на терке натрем, все это смешаем и мать на этой муке замесит колобок - хлеб пекчи. И вот сколь рады были этой муке! Вот мы и прожили. Лебеду ели. Ее таскали от Верхней рощи, колотили, сушили, мололи и стебли, и листья, все вместе измелется. В хлеб добавляли и ели.
Но, кроме такого самодельного эрзац-хлеба, бывал на столе и настоящий хлеб. Конечно, не как сейчас — повседневная еда, а деликатес, лакомство. Покупали его в Буйском, и ходила за ним, понятно, Зоя Ивановна, старшая в семье после матери, лет восемь ей тогда было.
- Вечером скотину загоним, мать говорит: иди в Буйск за хлебом, может, дадут. Мы уйдем, всю ночь в Буйске сидим у магазина, чтоб с утра пораньше очередь занять, много народу-то было. А ночью милиционер едет на лошади верхом и прямо на нас. Как завизжим и убегаем. Он разгонял, чтоб народ не сидел, там ведь не только мы были, из других деревень тоже. Мы убегаем в огороды соседних домов, в картошке там прячемся. Вот сидим, маленько рассветает - мы опять к магазину. Сядем, очередь займем, вот так навалимся друг на дружку и сидим, ждем. Когда дадут хлебушка-то, когда и не дадут. Хлеб-то в Буйске пекли. Если кто нас знает, так они скажут - они не наши, они из Марийской, и нам не дадут. А когда дадут, радости-то! Помню, буханки были большие-большие, килограмма два. Я среднюю школу в Буйском заканчивала. Так нам черного хлеба отрежут, я говорю — это белый. Другие, кто получше-то жил, говорят: почему белый, черный это. Нет, говорю, белый, в нем нет картошки.
Дом, в котором жила Зоя Ивановна, был самым обыкновенным деревенским домом - три окошка на улицу, стоял на солнечной стороне. Сарайки, амбар, в огороде баня. Был он третьим с конца, с Буйской стороны. Здесь селились русские, и конец поэтому называли русским. Электричества в деревне не было. Освещение – керосиновые лампы. Но керосин был в страшном дефиците, если привезут его, давали по поллитра. Зажигали лампу только чтоб уроки выучить, да газету почитать. А так на печке сидели с лучинкой.
Зимой дома холодно было. Дрова заготавливать было некогда, привезти из леса не на чем, купить не на что.
- Топили сырой березой, - вспоминает Зоя Ивановна. – У нас в огороде березы росли. Высокие, большие в обхвате. Так я сама их пилила, а мне было лет девять-десять. Повалю березу, на другой день стану на коленки и пилю на тюльки. Потом их под лабаз свожу, расколю. Мать говорит: «Вот бы не Зойка, у нас бы дров-то ни сколь бы не было». Так и топим сырыми. В печь их сложат, затопят, так с поленьев вода капает. Какое тепло с них.
В общем, выживали как могли. Садили огород, соток тридцать, но картошка почему-то плохо росла. Корова была, овечки. Но только проку от них… Ведь голодали тогда не только люди, скот тоже страдал от бескормицы.
- Корова зимой чуть по поллитра давала, голодная ведь. Мать, бывало, кричит: Зой, иди надирай соломы с бани, нечем корову кормить. Зиму перезимуем, в мае корову выпускать на пастбище надо. А коровы не идут, падают. Бабы вчетвером, впятером сначала одну корову вытащат из хлева, на ноги поставят. Потом бегут в соседний двор. Пока там корову выводят, первая-то стоит-стоит, да упадет…
Вот так и жили в деревне, во всех деревнях русские женщины, пока мужья били врага на фронте. Кстати, на войну ушли 37 уроженцев деревни, 23 из них погибли и пропали без вести. Среди них и отец Зои Ивановны Иван Аникеевич Федоровых.
- Отец ушел на войну в сорок первом, - вспоминает Зоя Ивановна. - Мама Пелагея Николаевна тогда была беременна. И в сорок втором родился брат. Отцу сообщили: родился мальчик, назвали Коля. Берегите, написал он. Мама просила его фотографию послать. Отец ответил, что фотограф есть, фотобумаги нет. Мама все письма сохраняла. Вот и последнее от отца, он в лыжном батальоне служил. Пишет в феврале сорок третьего года: «Мы недалеко от боя, буду жив, не буду... Буду — напишу». Не написал...
Вернулся со службы моряк - двоюродный брат Саша
А вот дядя Петр Николаевич Шарнин, брат ее матери, домой вернулся. Он был грамотным человеком, пришел с войны в 1947 году и стал председателем колхоза. И вот ирония судьбы. Человек прошел войну, миновали его вражеские пули. А тут, на родине, уже в мирное время, поехал с товарищем в Малмыж покупать для колхоза косилку. И товарищ, позарившись на деньги, убил его…
Солдат с автоматом – тот самый дядя Петя
Козлоял сейчас
Не так давно мы побывали в Козлояле. Деревня, кстати, еще жилая. Тому материальное подтверждение — стог сена. Значит, люди здесь не просто живут-доживают, а ведут активный образ жизни.
Как сказали нам в администрации Косолаповского поселения, в деревне прописаны три человека, один жилой дом. Но ворота на запоре, хозяина нет дома.
Проехали по улице в один конец, тот, который к Буйскому ближе, русским называемый. Дома здесь большие, до сих пор красивые. Есть и каменные, есть и деревянные. Мужчина в годах вышел из ворот одного из домов, увидел нас, но на контакт идти не решился. Мало ли что... Проехали в другой конец, там пасека, там работают люди. Тут уже мы решили на контакт не идти. Хотя и говорят пасечники: «Не бойся, мои пчелы не кусают!». Не стану спорить, может, и не кусают, но жалят здорово, причем сразу же после этих уверений хозяина...
С. КОРОСТЕЛЁВ
Источник: «КИРОВСКАЯ ИСКРА» № 32, 7 августа 2021 г.
|
