ШЕЛ ПО ГОРОДУ ПОЭТ
Представьте: большой современный город. По улице идет молодой поэт с гривой русых волнистых волос, для которого жизнь и поэзия – синонимы. Он даже создал собственное поэтическое направление. Написал манифест. И вдруг – решил все поменять.
Мой собеседник – протоиерей Андрей КОНОНОВ. Служит он в Вятке. Широко известны песни на стихи отца Андрея. Их пишет и исполняет его матушка Людмила Кононова. Вспомнили?
И еще в столичном Русском духовном театре «Глас» вышел спектакль по его пьесе «Пасха на Вятских Увалах».
-Отец Андрей, в годы официального атеизма, наверное, только искусство было отрадой для души?
-Нет, отрадой были лес, река, путешествия, отношения с людьми, история.
-Все это выливалось в стихи?
-Редко. Я как-то ездил в Иерусалим, встретил там одного писателя из Кирова. И подумал: вот он вернется – и книгу стихов напишет. Так и вышло.
-С каким чувством подумали?
-«Бедный ты, бедный! Куда приедешь – о том и пишешь». А Пастернак говорил, что совсем не понимает, как это авторы куда-то ездят – за темами. Зачем? Сидел он в Переделкино – и никуда ему не надо было ехать.
-А вы про Иерусалим написали?
-Нет, хотя душа многому откликалась.
-Отрад для души у вас много и теперь?
-Их все больше становится. Раньше они были горизонтальными, а теперь появились и вертикальные. Духовные столбы.
-Как вы приходили к вертикали?
-Это длилось лет пять, наверное. С 17 до 22 лет я жил в депрессивном суициде. Но суицид был вызван не тем, что все плохо. Не творческим, мировоззренческим кризисом. И не тем, что Бога для меня не было. Он был.
Меня мучила красота этого мира.
-Именно мучила?
-Да, жестоко. Я хотел передать эту красоту, как ее чувствовал, другому человеку. И у меня не получалось. Бывало, даже возьмешь палку – и раскромсаешь цветущий луг.
-Ничего себе!
-А потом переживаешь, лежишь, плачешь. Не выходило, не получалось. До болезни дошел. Настолько этот мир для меня прекрасен – в каждой мелочи и в целом!
Я не пишу стихи про закаты, рассветы, поющих соловьев. Потому что это очевидная красота.
-А вас привлекает – не очевидная?
-Да, которую надо искать, как самородок. Очистить, переплавить в тигле – и тогда уже сделать художественное изделие. Стихотворение или поэму.
До сих пор я этим занимаюсь. И до сих пор меня мир остро, как опасной бритвой, ранит своей красотой. Это, вероятно, мой крест.
-Матушка Людмила рассказывала мне о том, как вы с нею молодыми супругами приехали из Перми – в деревню.
-Это был город – Уржум.
-Она говорила, что люди там спивались.
-И сейчас спиваются.
-И невозможно было писать. У нее очень долго не рождалось ни одной строчки и мелодии. А у вас?
-Уржум – это древний город в Вятской епархии, ему 470 лет. Он красивый, многоярусный, с храмами. В цвету.
-Совсем другой взгляд у поэта!
-Пили там в то время, как и по всей России, просто безбожно. Можно было на две бутылки водки ведро стерлядей выменять. Согласитесь, это немало.
-Просто фантастика!
-В Уржуме всего 12 тысяч жителей. И он соединил в себе все отрицательные черты и деревни, и города: там много зависти, сплетен, глупости, пошлости. Но мы не замечали этого. Приехали туда из духовных побуждений – восстанавливать собор Святой Троицы. Душа была занята этим и не мыслила ни о каких творческих исканиях, дерзаниях. Это был процесс исцеления, оздоровления.
-И вашего тоже?
-В первую очередь, моего. Матушка Людмила уже много лет была в Православии, а я только пришел. Это был правильный и мудрый выбор, что мы оставили родную сторону и на четыре с половиной года переселились в эту землю уржумскую.
Перед тем, как уехать, я сжег в печке у бабушки примерно мешка два всяких черновиков, рукописей. Впрочем, сказать «сжег» – слишком красиво. В общем-то, использовал для растопки. И нисколько об этом не жалею.
-Почему?
-Это тяжелые стихи. Людям они нравились: там был мрак такого замеса, что мурашки по коже!.. Но, когда такие состояния запечатлеваешь в слове, они потом возникают на более высоком и глубоком уровне. Впиваются в сердце. И справиться с ними тяжело.
В Уржуме я не писал года четыре – совершенно сознательно. Это был период творческого роста. Он и сейчас продолжается – и будет продолжаться еще долго. Потому что у православного автора есть свои огромные подводные камни.
-Какие?
-У творческого человека, который что-то ищет, бывают мировоззренческие падения, взлеты. А в Православии нам все дано – дана Истина. Раз есть истинная жизнь – бери! А вот как взять? Как передать? Это сложно.
Я знаю одного поэта, который был тонким, глубоким душевным лириком. А теперь просто увяз в теме житий святых. Технически поэт, конечно, вырос за эти годы. Но глубокого лирического, искреннего посыла в его стихах не чувствуется. Большая беда!
-Вот и у меня есть знакомая певица, которая решила, что стала православным проповедником. И как-то сузилась, самоуничтожилась.
-Такое происходит сплошь и рядом. Слава Богу, что это не дано математикам: они не могут придумывать православные формулы. Или химикам.
Православие – очень мощная среда. В том числе языковая. Творческого человека Православие «перемалывает», как мясорубка. И ничего тут странного нет: чтобы возродиться, нужно сначала «в смерть Его (Христа) креститься».
Поэт, писатель может страшно много потерять – и ничего не обрести. Если он как светский автор был еще ничего, то тут становится глаже, неинтереснее, скучнее. В общем, примитивнее. Вот пример:
На душе светло и чисто,
Я всегда с собой в ладу.
По дорожке золотистой
Ко спасению иду!
-Это пародия?
-Нет!
-Что же это?
-Когда человек приходит в православную среду, он многое узнает: о Христоцентричности мира, заповедях блаженства… Начинает к себе все это применять, себя в эти рамки загонять. Ну, а если бегуна привязать к бревну, далеко ли он убежит? Поначалу – нет. Но зато потом, когда научится, эти бревна могут стать… крыльями!
-Да, у того, кто просит: «Господи, от Тебя бежал. Прости меня!» К сожалению, некоторые пришли к «сладкому» Православию?
-Да, гламурному. Мне кажется, должны вырасти дети, для которых Православие – так же естественно, как дышать воздухом. И у них не будет таких перегибов, как у нас.
-Когда к вам вернулось желание писать?
-Оно меня не покидало. Я сознательно не писал. Вот представьте себе: человек много бежал, но не в ту сторону. Он страшно устал. Желание бежать у него не пропало. Но теперь он хочет бежать в другую сторону, а пока нет сил.
В Уржуме я успокоился и сказал себе, что это время побуду в простой среде, где восстановлю свои силы.
-На простом послушании?
-Вот это и было. И когда появилось немножко свободного времени, начал писать. Там написаны «Псалом боевой», «Мужики», «Рождество», «Песенка про антихриста».
График у меня был очень плотный. За три года – ни одного выходного дня, не то что отпуска. С утра служба, потом труды как секретаря настоятеля, как рабочего, который помогал храм восстанавливать. И так далее – до глубокого вечера. При этом – еще и семейные заботы.
-А быт – деревенский!
-Времени на творчество было очень мало. А творческому человеку нужны отдых, досуг, нега, ничегонеделание. Когда недельку отдохнешь, вот тогда душа впрягается в другие планы – более глубокие, мощные. И может вызвать к жизни не какие-то творческие «симулякры», а настоящее искусство.
-Вы стали другим в Уржуме?
-Нет, остался таким же, как был. И мир не перестал меня ранить. Но Господь дал мне силы эту боль превозмогать, жить с этой болью. Раньше такой силы не было.
Можно ведь не только чувствовать и писать красоту. Но и благодарить за нее. Теперь радость от красоты мира я возношу перед Престолом Божиим. А в Евхаристическом каноне благодарность звучит – и не раз.
-Вы с матушкой Людмилой – творческая пара.
-Тандем. Это более точное слово – союз композитора и поэта.
-Что он вам дает?
-Прежде всего, огромную, искреннюю радость. Радость со-творчества. Радость, что другой человек не просто передает некую информацию, а качественно ее приумножает и делится с людьми так, как у меня самого это не получилось бы.
-Ваши дети ходят в творческие школы?
-Старший сын Вася (ему двадцать лет) недавно вернулся из армии, отслужил год. Его вновь взяли в художественное училище. Ему было 14 лет, когда он сделал вот эти рисунки (батюшка достает свою новую книжку для детей «У Ноя была коровенка»). У Васи большие жизненные планы. Он пишет живописные работы.
Средний сын Алексей сейчас заканчивает одиннадцатый класс и хочет поступать учиться на видео-кинооператора в культурный колледж – «Кулек».
-Хорошее название.
-А потом мечтает поехать в Москву в институт кинематографии. Я не препятствую, только рад. Маша учится в шестом классе и ходит в художественную школу. Мечтает стать дизайнером.
-А на музыкальных инструментах кто-нибудь играет?
-Нет.
-За матушку Людмилу обидно. И последний вопрос: что значит искусство в нашей жизни?
-Весь мир нам дан как средство для общения друг с другом. Поэтому в нем столько много разных рыб, цветов. Мы можем дарить их друг другу, являть любовь, уважение, радость. Как хорошо, что Адам и Ева жили не в пустыне, а в Раю! Он ей каждый день носил разные букеты и плоды.
Искусство – это радость общения. А человек и сотворен для общения и пребывания в любви. Это главное, чему мы здесь должны научиться. И искусство нас этому учит. А если не учит, то это плохое искусство.
Беседовала Наталия ГОЛДОВСКАЯ
Источник: "Семейная православная газета" |
