Продолжатель династии мастеров - Культура и искусство - Каталог статей

Наверное, каждый родитель мечтает о том, чтобы ребёнок в чём-то превзошёл его, был лучше, счастливее, добился большего. Живописец Александр Иванович Веприков покорил очень высокие творческие вершины. Его отец Иван Ефимович по праву гордился сыном, ставшим продолжателем его дела в живописи. Но если Веприков-старший начал свой творческий путь как художник-самоучка, то сын получил профессиональное образование.

И, несмотря на свои высокие должности, звания и регалии, он каждый год, зимой ли, летом ли возвращается в город детства, милый сердцу Уржум. Он приезжает один или «со товарищи», иногда даже привозит целые группы художников-профессионалов или студентов. Он здесь родился, здесь вырос, здесь его корни.

«Благодарю судьбу, что родился в чудесном провинциальном городке. Достаточная свобода, данная мне родителями, позволила открывать окрестные тайны лесов, речушек, глубоких разлогов. Но самое яркое впечатление той поры - солнечность, необъятность просторов и притягательная сила речки детства - Уржумки. Детскую фантазию вдохновляли вечерние рассказы родителей о старинных купеческих усадьбах, кладах, привидениях на старых мельницах. Позднее эти впечатления подкрепили репродукции с картин Виктора Васнецова «Алёнушка», «Богатыри», «Витязь на распутье». В звучащий мир вошла простая русская песня и стихи Сергея Есенина, которые слушали в исполнении отца. Точкой отсчёта влюблённости в родные края считаю время, когда отец брал меня с собой на этюды, на рыбалку, читал стихи по дороге или рассказывал истории из своей жизни, а вдали полыхали зарницы, и заречная равнина завораживала неизъяснимой красотой...» - с болью в сердце вспоминает художник.

Тем, что состоялся как художник, Веприков-младший в первую очередь обязан отцу.

Трагедия умирающей деревни прослеживается в его творчестве на протяжении многих лет. Начал он эту тему, наверное, с картины «Седые ворота» (1980), которая сейчас находится в Вятском областном художественном музее имени братьев Васнецовых. Деревня Сарда - родина И.Е. Веприкова. Он и запечатлён в центре, в глубине полотна. Убелённый сединами вернулся туда, где родился, чтобы ещё раз постоять в тишине, подумать. Вернулся сюда, чтобы ещё раз вспомнить прошлое, свои детство и юность, своих родных, жителей некогда богатой деревни. Какие мысли навевает былое? Наверное, нерадостные и печальные. Быть может, хочется всплакнуть. Но нет слёз. Что ушло, того уж не воротишь. Через седые ворота по седой траве-ковылю идёт он к седым покосившимся избам, пустыми глазницами окон безразлично взирающими на мир, к старым засохшим корявым деревьям. Они тоже, как и последние жители этой деревни, давно умерли.

Обглоданные ветром и прошедшим веком доски еле-еле держатся на крыше ворот. Некоторых уже нет, на их месте только кривые гвозди. Светлые тона выбеленного солнцем, дождями и временем дерева подчёркивает насыщенная голубизна неба.

Художник не тревожит отца, не мешает ему, как бы ушедшему через эти ворота в прошлое, бродить по воспоминаниям своей юности.

И опять я в сардинской родной стороне.
Вспоминаются детские были.
Ту далёкую явь словно вижу во сне
И родных, что давно опочили.
Через лог прохожу. Серебристый ручей,
Как и прежде, журчит говорливо.
И склонившись к нему, я услышал: «Попей!»
Защемило вдруг сердце тоскливо...
Это стихи Ивана Ефимовича Веприкова.

«Стою перед седыми, могучими когда-то резными воротами зажиточной крестьянской усадьбы, - вспоминает Александр Иванович Веприков.
- Среди шороха и шелеста трав - единственный, словно неземной звук - вздох сорванного с одной петли воротного полотна. Купаясь в воспоминаниях, как в речке детства, кутаясь в них, как в тёплую материнскую шаль, вхожу в седые ворота, что похожи на кости древнего животного. Они, став неотъемлемой частицей самой земли, вросли в бездонную синеву неба и, пропуская в свои створы, ведут уже не земным путём, а в пустоты синевы - единственной тропинкой в память, к истокам детства».

В кировской мастерской Александра Ивановича в январе 2013 года я обратил внимание на ещё не завершённую работу «Моим дедушке и бабушке Ефиму и Дарье Веприковым посвящается». По композиции она напоминает нам старую потемневшую от времени икону: в центре расположено изображение людей, а окружают его клейма с пейзажами - небольшими квадратами ДВП заполнена вся широкая рама картины. На них, как на страницах жизни, автор показал последовательно незабываемые моменты, которые всплывают в памяти. Они коротко подписаны. Сарда, Прорабский, Ходовая Грива, Лом, Кр. Гора, Немда, Цепочкино, Мысы, Беляки, Табеково, Крюково, Шумки, Р. Турек, Аркуль.

На нижней части рамы он поместил то, что нашёл на старой усадьбе их родового дома в Сарде. Это немые свидетели той эпохи - черепки посуды, осколки стекла, камешки, всё то, что ещё может хранить воспоминания о днях минувших. В посохшей траве затерялся старый ключ. Быть может, это тот самый ключ счастья, который не смогли найти прародители художника, чтобы отомкнуть дверь в безоблачный радостный мир, о котором мечтали.

Александру Ивановичу повезло больше, и об этом он пишет на одном из квадратов-пейзажей: «Все двери в мир открыл мой папа.» Отец помог ему найти свой ключ счастья, определиться в жизни, стать большой творческой личностью.

В центре картины помещён чёрно-белый снимок. На тёмном фоне в створе тех самых памятных седых ворот три фигуры, как их запечатлел проезжий фотограф. Это предки Александра Ивановича. Начало прошлого века. Небогатая крестьянская одежда, не радостные, быть может, даже печальные лица. Трудная, скудная жизнь вятского крестьянина. Края фотографии как бы опалены огнём времени. Они почернели и съёжились, вывернулись. Из рук женщины выскальзывает тарелка и разлетается на мелкие части. Так и жизнь тех, кто изображён на картине, разбивается, рушится. И уже никто не в силах сложить те кусочки. Только благодарная память потомков, наверное, может сделать это. Над фотографией предков взмывают ввысь три голубка, улетают с грешной земли, как души усопших возносятся на небеса.

Внизу картины - корка хлеба, стакан молока. Да, от этой ничтожности в те годы сытость была. Люди жили тогда, хотя и бедно, но не пеняли на свою судьбу, трудились, рожали детей, мечтали о лучшей доле, но, не дождавшись её, умирали. И стихи Светланы Сырневой, такие созвучные замыслу работы художника, приведены как подпись к иллюстрации, к тому, что изображено на полотне.

Александр Иванович в своём творчестве не редко обращается к памяти тех, кого уже нет среди нас. Он и сам в последние годы чаще задумывается: а всё ли делал верно, и что оставишь потомкам в наследство. Пришло и его время «собирать камни». Для Веприкова это в первую очередь подготовить архив, в котором и фотографии почти вековой давности, и семейные воспоминания, и работы отца, другие реликвии.

В его мастерской почётное место занимает портрет Ивана Ефимовича. Нарисованный коричневой сангиной, он выделяется строгостью из общего многоцветия помещённых на стены работ. Выразительные черты лица, внимательный с прищуром взгляд. Он как бы спрашивает сына: правильно ли ты живёшь, как творишь, какие планы.

Он ни в чём не подвёл отца, достойно продолжает его дело, сочиняет большую красочную поэму о нашей вятской природе, поёт ей гимн в своих полотнах. Ещё он так же, как и отец, учит молодых художников. Сначала работал преподавателем в Кировском художественном училище, затем выезжал руководителем групп в дома творчества, а сейчас трудится в институте.

Хоть через много лет, но он воплотил в жизнь мечту отца, оборудовал в своём деревенском доме-даче художественную мастерскую. Она не так велика, но зато в ней много окон, солнечный свет проходит даже через прозрачную крышу. Светло, уютно, только знай работай...

«Родительская суббота» (1996). Поминовение всех усопших. Массивные грубой работы деревенского мастера стол и стул, медная керосиновая лампа, глиняные кринки. Но давно не наливают в них молока. Сейчас в них увядают букеты цветов. Картина напоминает нам о времени давно прошедшем, о том, что всё не вечно, и людская жизнь тоже. А что же бессмертно? Наверное, вера в Бога, в Творца. И не случайно керосиновая лампа погашена, ушла людская жизнь, не теплится больше её огонёк. Остался только Божественный свет свечи, которая освещает походный складень - иконки с изображением Христа, Богородицы и Николая Угодника. Они покровители путешественников и того, кто издалека приехал на свою малую родину, не забыл о близких ему людях. Он привёз их с собой и поставил на стол, потому что нет в доме красного угла с иконами. Ещё недавно вера православная была под запретом.

Свеча только что зажжена. Чувствуется, что тот, кто поминает родителей, минуту назад отодвинул стул и вышел. Наверное, засвербело в душе, накатила волна грусти, навернулись на глаза слёзы, захотелось выбежать на крыльцо, глотнуть свежего осеннего воздуха, подставить лицо под струи холодного дождя, чтобы не было видно слёз. А, впрочем, кто его упрекнёт за эту слабость? Мать, отец? Их уже нет. Но сын найдёт в себе силы, вернётся к столу, там остался недопитый стакан крепкого чая. Ему некуда торопиться. Есть время поразмышлять и о земном, и о вечном. Он помолится и продолжит читать Псалтирь: «Покой, Господи души усопших раб Твоих.», запишет то, что необходимо будет ещё не раз прочитать, вспомнить. И завтра отнесёт в храм поминальные записки. На столе нет привычного для нас стакана с водкой, поверх которого лежит ломоть чёрного хлеба, а ведь наверняка отец - фронтовик. Только чай и яблоки.

Свеча словно делит картину пополам: правая часть (как в православном храме) - мужская, на столе чайник, да и кринка чуть крупнее, «плечистее»

левой. На «женской» половине стола - яблоки, лежащие на золотом с зеленью платке. Край его, свободно ниспадающий со стола, как бессильно опущенные натруженные руки хозяйки, матери. Те, которые ещё недавно собирали урожай, угощали яблоками соседей. Но нет её, она не подойдёт тихонько сзади, не погладит по голове сыночка. То ли на яблоки и платок падает дополнительный свет, то ли они сами, как бы светятся изнутри, горят материнским теплом и лаской.

Земная жизнь для сына продолжается. Это он зажег свечу, принёс плоды осени, собрал полевые цветы в букеты, поминает родителей. Ему надо жить, чтобы потом, когда настанет его время уходить, и о нём вспомнит кто-то родной, близкий человек. Ему надо успеть передать эту своеобразную эстафету памяти, научить своего сына заповедям Божиим.

Не случайно в картине нет ни фотографии, ни портретов родных. Каждый поминает того, кто был ему близок.

Память. Она постоянно преследует нас. В мыслях мы всегда возвращаемся к тому, что было, но давно прошло. С высоты прожитых лет оцениваем поступки, которые тогда совершили, укоряем себя в том, что не сделали. Раскаиваясь в чём-то, мы пытаемся наверстать упущенное сейчас. Но не всё получается так, как хотелось бы. А годы уходят.

В одном из последних интервью А.И. Веприков рассказал о создании осеннего натюрморта:
«Как-то у меня на столе случайно сдвинулись, соединились два букета цветов, собранных в разное время года, и вот это чувство исхода времени подтолкнуло меня к мольберту. Для усиления этого чувства на картине появился будильник с его беспощадным «тик-так», отсекающим безвозвратные секунды. Наверное, цветам было одиноко, и на столе возникла фотография супружеской четы: семья - это тоже очень непростое время жизни. На картине преобладает осенний цветоритм увядания - синий, красный, желтый, повторенный в трех цветных карандашах, которые словно только что оставил художник. Может быть, это я? Ну и вот: собирался написать натюрморт, а написал судьбу.»

«Наша осень» (2011). И снова с правой стороны на столе стоит стакан недопитого крепкого чая (здесь он, как и в выше описанной работе художника, - символ раздумий), ждёт хозяина дома. Что это? Ещё одна картина-размышление, которая написана через 15 лет после «Родительской субботы»? Наверное, она как бы подводит итог очередному творческому периоду автора, заставляет снова задуматься над смыслом жизни? Может быть, здесь показано не время года, а осень жизни человека. Время неумолимо отсчитывает минуты, часы, дни. Хотя на полотне ещё нет снега за окном, но грядущая зима неумолима. Она уже посеребрила виски мастера, грозит непогодой и морозами. Сколько ещё осталось до той черты? Уж лучше бы побольше! Ведь так хочется жить и творить!

Снова рядом с автором Бог. Он незримо присутствует и в этом полотне. Символ веры - православный крестик Веприков расположил на оконном переплёте. Он олицетворяет духовное единение мастера с природой, веру во Всевышнего и то, что Он создал. Да, на небольшом скромном портрете, запрятанном в уголок картины (не он тут главный), Веприков изобразил себя. Рядом верный друг, с которым он много лет идёт по жизни, который всегда придёт на помощь в трудной ситуации, на него можно положиться, ведь знаешь, что тот не подведёт. И мы верим, благодаря такой поддержке он всё перенесёт, продержится сколько надо.

Жизнь мимолётна, и надо постараться успеть ухватить все её мгновения без остатка. Иногда бывает так, что Александр Иванович рано утром, соскочив с кровати, бежит к столу и начинает зарисовывать то, что увидел во сне. Быстрее, быстрее пока память хранит образы. Бывают ли сны вещими? Может быть. У него они иногда сбываются. Что он видит? Чёрно-белые или цветные картины природы, стерню сквозь снег и дорогу вдаль, иногда родителей, церковь с погостом, радугу над собором, белокрылых ангелов и что-то ещё понятное только ему одному...

В некоторых пейзажах художника присутствует церковь - символ святой Руси. Это или уржумский Троицкий собор, главная достопримечательность города, или совсем неприметные, потерявшиеся вдалеке полей и перелесков сельские церквушки. Хотя и поздно, в зрелом уже возрасте, но Веприков пришёл к вере, к вере православной. Он крестился в той церкви, где много лет назад крестили его отца, где отпевали деда и бабушку. А потом он сразу пошёл на могилки родных и отдал им дань памяти, трижды поклонился земным поклоном.