Владимир СЕМИБРАТОВ

ГАГАРИЯ, КОЕЙ НЕ БЫЛО. ГАГАРЫ, КОТОРЫЕ БЫЛИ
(На конкурс “Расскажу о своём народе”)

Мой народ издревле был сосредоточен в Уржумском, Малмыжском, Сарапульском уездах бывшей Вятской губернии, большую часть территории которой унаследовала нынешняя Кировская область. Ещё в давние времена получил он среди других вятских жителей (тех самых, что «семеро одного не боятся», «на полу сидят и не падают» и т.п.) собирательное название «гагар», или гогар (помнится, моя матушка Евдокия Филипповна даже фамилию первого космонавта планеты произносила как Гогарин).

Когда преподавательница немецкого попросила однажды иногородних студентов рассказать на этом языке, как мы на летние каникулы добирались до дома, я оказался в самом «невыигрышном» в смысле перевода положении. Одно дело сказать: сел на поезд (самолёт) и приехал (прилетел), и другое: сел на поезд, потом плыл на теплоходе, ехал на попутной машине, шёл пешком…

Это как в известном экспромте Николая Михайловича Рубцова:

Я уплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе,
Потом ещё на чём-то вроде,
Потом верхом, потом пешком
Пройду по волоку с мешком –
И буду жить в своём народе!

А мой народ издревле был сосредоточен в Уржумском, Малмыжском, Сарапульском уездах бывшей Вятской губернии, большую часть территории которой унаследовала нынешняя Кировская область. Ещё в давние времена получил он среди других вятских жителей (тех самых, что «семеро одного не боятся», «на полу сидят и не падают» и т.п.) собирательное название «гагар», или гогар (помнится, моя матушка Евдокия Филипповна даже фамилию первого космонавта планеты произносила как Гогарин).

Объяснить происхождение названия этой группы русских, поселившихся в незапамятные времена среди вятских удмуртов, марийцев и татар, пытался классик отечественной этнографии Дмитрий Константинович Зеленин. В одном из своих трудов он приводил несколько версий: повинно в таком прозвище или пристрастие к бурлачеству, или насмешливый нрав (диалектное «гогарить» означает «смеяться»), или «высокий рост, чернота, крикливость».

В подтверждение своих рассуждений учёный цитировал напечатанную в 1883 году в губернской газете статью священника Бабушкина из села Вятские Поляны Малмыжского уезда. Тот писал, что живущие в округе гагары – «народ видный, статный, высокий, красивый, большей частью брюнеты, одеваются чисто и со вкусом; пчеловоды; плохие земледельцы, по сравнению с вятчанами; речь их отрывистая и бойкая; среди них весьма много староверов».

Скорее всего, именно речь, похожая на гоготание гусей, и могла дать основание для прозвища. Бытующее на Вятке слово гагайкать (варианты: гагакать, гагать, гаганить, гагахать, гагачить, гагайничать) означает, согласно словарям местных говоров, «неистово, с исступлением кричать», а также «издавать звуки, характерные для гуся». Похожие звуки характерны и для гагары, однако повода для прозвища она дать не могла хотя бы потому, что ареал распространения этой северной птицы Вятского края не затрагивает.

Замечание батюшки о том, что гагары представляют собой «помесь вятчан с казанцами и беглецами из разных племён великой России», Зеленин посчитал довольно убедительным.

Автор у старой географической карты. Где ты, страна Гагария?

Добавлю от себя, что в пользу казанцев говорит такой факт: часть гагар жила в сопредельных с Вятской губернией казанских уездах, например, деревне Жилой Рудник, откуда некоторые из них, по фамилии Родыгины, переселились в Малмыжский уезд. Жилой Рудник – родовое гнездо и моих предков по матери, в девичестве Родыгиной, и живущего в Екатеринбурге композитора Евгения Павловича Родыгина, автора «Уральской рябинушки» и других давно ставших народными песен.

Другим знаменитым потомком гагар, обосновавшихся в соседнем с Малмыжским Уржумском уезде, может считаться великий поэт Николай Алексеевич Заболоцкий.

Жили гагары и в родном уезде Зеленина – Сарапульском (ныне эта территория входит в состав Республики Удмуртия). Там они зарекомендовали себя как (цитирую этнографа) «народ умный, с сознанием собственного достоинства, чистоплотный, крикуны, спорщики».

Здесь же в детские и юношеские годы будущий учёный обратил внимание на необычное произношение гагарами некоторых слов (например, они говорили не Ванька, чайку, а Ванькя, чайкю). Но главной особенностью речи была замена в некоторых словах звука ц на звук с. От этого, помнится, никак не мог избавиться мой школьный товарищ Миша Медведев, памятный мне фразой «Куриса на улисе водису пьёт».

Совсем недавно в мои руки попала автобиографическая повесть поэта Николая Ивановича Рыленкова «Сказка моего детства». В ней я с удивлением прочитал о том, что в смоленской деревне Плетнёвке и взрослые, и дети говорили именно так, вот соседи и дразнили их: «Куриса снесла яйсо. Волк ссапал овсу. Сарь сарюет. Сариса саря салует».

Подобные речения были и в языке жителей родной деревни мамы Петропавловска, и Медового Ключа, куда она вышла замуж за моего отца Константина Ивановича. От родителей, бабушки Анны Евсеевны и тётки (сестры матери) Валентины Филипповны услышал я в детские годы апокрифические рассказы о Ноевом потопе и спасавшемся от преследователей Иисусе Христе, духовные стихи о городе Роиме (Иерусалиме), песни с такими реликтовыми словосочетаниями, как «во сырыем во борочке, на сухием на пруточке», анекдоты о вятских людях… А сказка про Шелудивого Пса, без которой не засыпает теперь моя маленькая внучка, оказалась настолько оригинальной, что мои попытки найти хоть что-то похожее по сюжету в многочисленных фольклорных сборниках, до сей поры успехом не увенчались.

Надо сказать, что архаичные формы речи сохранялись в быту довольно долго. Хотя шли 60–70-е годы XX века, мы, ребятишки, как и наши далёкие предшественники, называли своего отца тятей, а не папой или папкой, тем более что последнее слово означало болячку, нарыв на теле (говорили, например: такой-то весь в папках). Если большую часть вятчан в детстве словом кока пугали, имея при этом в виду некое мифическое существо, которое могло «забрать» детей в случае их капризов, то у нас так называли крёстную мать. Устрашали же юных неслухов Ягибицей и Букарицей (говорили: Ягибиса, Букариса), которые могут сгрибать и спикорчить.

Боялись мы и Муртазы с мешком, ожидаемого со стороны деревни Новое Кошкино (туда, «в татары», моя бабушка обычно ходила продавать семена помидоров и огурцов). Памятна мне добрая Лесная Бабушка, «посылавшая» из чащобы вместе с ходившим туда на заготовку дров отцом и матерью гостинец в виде куска чёрного хлеба. Этот начинавший черстветь остаток родительской трапезы казался таким вкусным!

Иные бытовавшие среди моих земляков речения шли из столь глубокой древности, что кажется удивительным, как они вообще могли сохраниться. Например, древний падеж прямого дополнения в выражении «Башка сломить!», которое мог услышать вслед себе чем-то уж очень не угодивший кому-то человек. Это как в былине про новгородского удальца Ваську Буслаева, который после буйной молодости решил «душа спасти». Но где Великий Новгород и где Медовый Ключ!? И из каких времён выражение «назадь переды», означающее, что дело сделано шиворот-навыворот?

А вот это, совсем уж, кажется, абракадабра: «Шёлуди-макары, поехали в татары!». Так говаривала моя бабушка, загоняя клубы дыма в растапливаемую ею русскую печь. Вероятно, необходимо целое исследование, чтобы объяснить каждое из этих слов, как сделал это применительно к поговорке «Куда Макар телят не гонял» гениальный лингвист Роман Осипович Якобсон.

Опустившегося, грязного человека у нас называли «шу́дарец», при этом объяснить происхождение этого слова никто не мог: шударец, да и всё. Но не любопытно ли «странное сближенье» его звучания с названием низшего сословия древнеиндийского общества – шудры?

Давно исчезли с лица малмыжской земли Медовый Ключ, Петропавловск и другие деревни, населённые некогда гагарами, потомки которых, как правило, и не ведают о том, что их предки были носителями своеобразной культуры, хранителями древних обычаев и неповторимой речи.

Изданный более полувека назад сборник сказок венгерских цыган назван так: «Никогда не было тебя, Цыгания!». То же можно сказать о Гагарии, память о которой и заставила меня рассказать о своём народе.

г. КИРОВ-на-ВЯТКЕ

Владимир Константинович Семибратов родился в 1959 г. в деревне Медовый Ключ Малмыжского района Кировской области. Окончил исторический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова. Кандидат культурологии. В настоящее время – заведующий кафедрой гуманитарных дисциплин Кировского института (филиала) Московского гуманитарно-экономического университета. Член Союза писателей России и Национального союза библиофилов. Автор ряда вышедших в Кирове и Москве книг, в числе которых «Трифонова обитель: Заметки краеведа» (1999), «Староверы федосеевцы Вятского края» (2006), «Вятка в истории и культуре России» (2012), «Вятка как этнокультурный феномен российской провинции» (2016).

Источник: Литературная Россия № 2017 / 16, 05.05.2017 https://litrossia.ru