БАЖИНСКИЙ САМОРОДОК
Была такая деревня Бажино в Уржумском районе. С высокого берега Уржумки, где она располагалась, открывался замечательный вид на луга и пашни, берёзовые рощицы и хвойные леса. Вдалеке виднелся Уржум, откуда даже сюда долетал колокольный звон. В начале прошлого века стояли вдоль улицы, спускавшейся к реке, почти 70 добротных домов, многие кирпичные. Были и двухэтажные с крепкими клетями, банями, иногда каменными амбарами. Жило здесь почти 400 человек. Люди предприимчивые, работящие. При советской власти часть из них назвали «кулаками» и выслали куда подальше, а имущество экспроприировали. У других, пытаясь уровнять их с беднотой, отняли «лишнее» добро, скот, зерно…
Не только сельскими работами занимались крестьяне. Были среди бажинцев и мастера других профессий-ремёсел: изготовляли они кирпичи, выделывали кожи, шили шубы да тулупы, обувь разную, катали валенки, ткали, столярничали, пробовали себя даже в живописи. Всё делали с любовью и выдумкой, а к ремеслу приучались с детства. Фамилии они носили простые, которые и сейчас в районе распространены: Савинцевы, Родыгины, Носковы… Один из Носковых, из крестьян деревни Бажино, учась в Петербурге, едва не стал настоящим художником. История его короткой жизни печальна и трогательна…
Казанская газета «Волжский вестник» в 1888 году поместила на своих страницах некролог, в котором говорилось, что 12 июня, в праздник Святой Троицы, скончался в деревне Бажино, что в восьми верстах от г. Уржума, Гавриил Григорьевич Носков. Почему же сельскому жителю было оказано такое внимание в губернском издании, причём не вятском?
Автором некролога был известный историк и этнограф Василий Константинович Магницкий (Велелепов), родившийся в семье потомственного священника. По окончании Казанской духовной семинарии он поступил на юридический факультет Казанского университета, который окончил в 1862 году. Работал в Казани и Казанской губернии, потом переехал в Вятскую губернию. Он автор многих публикаций по истории Вятского края, в том числе этнографических работ, например, «Особенности русского говора в Уржумском уезде Вятской губернии» (1884).
В некрологе В.К. Магницкий пишет: «Я познакомился с Г.Г. Носковым в конце 1878 года в г. Уржуме через его двоюродного брата, крестьянина и поэта-самоучку А.П. Грудцына. Гавриил искал знакомства со мной в надежде получить при моём содействии возможность поучиться рисованию, к которому он питал непреодолимую страсть.
Простой деревенский парень Гавриил своей задушевностью и начитанностью сразу вызвал во мне искреннее к нему расположение. Прежде, чем направить его за помощью к земству, я предложил ему записывать народные верования и обряды, чем тогда и сам интересовался. Гавриил охотно на это согласился и впоследствии передал в моё распоряжение тетрадь с этими записями. Кроме обрядов и верований народных, Гавриил записал несколько загадок, песен и духовных стихов. Выбрав из тетради верования и обряды, я включил их впоследствии в мой сборник «Поверья и обряды (запуки) в Уржумском уезде Вятской губернии». Они напечатаны в приложении к «Календарю Вятской губернии на 1883 год», а подлинную тетрадь я передал бывшему приват-доценту Казанского университета С.К. Кузнецову.
Страсть к рисованию у Г.Г. Носкова проявилась тотчас по поступлении его в Лопьяльское сельское училище, где обучение чтению начиналось с черчения букв печатным шрифтом по методике барона Корфа. В училище Гавриил пробыл всего три месяца, едва научившись читать. По выходе из училища — я не знаю, что его к этому побудило — Гавриил продолжал учиться чтению и рисованию дома, причём рисовал разные каракульки до того усердно, что домашние стали отнимать у него карандаш. Такая мера нисколько не охладила Гавриила, он нашёл способ рисовать кусочками свинца.
Дожив до восемнадцати лет, Гавриил скопил восемь рублей и в одно прекрасное утро скрылся из дома. Хотел пробраться в Санкт-Петербург или Москву. Сел в Туреке на пароход, но, доехав до Казани и издержав более половины имевшихся денег, убедился в неосуществимости своего замысла и решил вернуться домой. Родители, узнав о цели побега, принудили сына жениться, чтобы тем лучше прикрепить его к дому. Гавриил женился на городской грамотной девушке Анисии, жившей в услужении у уржумского исправника.
Страдая удушьем, Гавриил не мог заниматься крестьянскими работами и всё свободное время употреблял на чтение и рисование. Книги он брал у уржумского протоиерея с академическим образованием Павла Тимофеевича Гонорского. Он был приходским священником деревни Бажино, и у него жил в работниках отец Носкова. Благодаря этому Гавриил бывал у священника весьма часто. Тот имел так много книг, что из-за недостатка места в комнатах, многие из них хранил на чердаке. Сам любитель чтения и бывший преподаватель Вятской семинарии, отец Павел охотно располагал к толковому чтению и своего молодого прихожанина.
Жители деревни, не желая знать об удушье и сухом кашле Гавриила, называли его за книжные занятия «чернокнижником» и, что особенно было обидно для Носкова, считали его лентяем-дармоедом. От таких попрёков он страдал более, чем от удушья. Между тем земское собрание назначило Гавриилу для изучения рисования стипендию в 200 рублей, поручив земской управе самой снестись с тем учебным заведением или частным лицом, которое согласилось бы принять 22-летнего молодого человека для обучения. В ожидании решения этого вопроса и ввиду наступления учебного года я посоветовал Гавриилу открыть в своей деревне школу грамотности и готовиться к экзамену на сельского учителя. Школу Гавриил устроил в своём доме, сделав мебель для класса собственноручно. Учащихся набралось человек до сорока, но в феврале земская управа объявила ему, что для изучения рисования он может отправиться в Санкт-Петербург в школу Общества поощрения художеств.
Вот что писал он мне из столицы в первом письме от 19 марта 1880 года: «Батенька мой, Василий Константинович! Извините, что я так долго не уведомлял Вас письмом. Вот уже целая неделя, как я приехал, кто знает, может, в смертный для меня Петербург, так как я нестерпимо начал кашлять сначала сухим, а потом уже с трудным харчком кашлем, который ужасно пугает меня в признаках чахотки. Только прошу Вас, не распространяйте слух о таком приключении, так как боюсь, что домашние до крайности будут грустны. Впрочем, Вы не жалейте обо мне, ведь я сам же говорил по пословице: «Пан — так пан, пропал — так пропал!». Но это было говорено неопытным человеком, каков я был, а теперь не понимаю, как мне пришло в голову со столь слабым здоровьем ехать в Петербург учиться рисовать? Доктора, которые могут оказать помощь, дороги, а участковые — хладнокровны к больным без подарка…
Уведомляю Вас, как я от Казани доехал до Нижнего. Извозчиков нанял за три рубля. Воза у них были самые высокие и объёмистые, ехали так тихо, что 20 вёрст проезжали за шесть часов. К тому же был мороз, из-за чего я половину дороги шёл пешком. Эти 400 вёрст я провёл почти без сна, потому что извозчики не знали ночи. Мне пришлось много выстрадать как от холода, так и от тихой езды и беспокойства. В Нижнем был у Карелина (с его именем связано развитие художественной фотографии в России); он принял меня так чувствительно, что я не мог верить такой встрече на чужой стороне. Он и его семейство занимаются рисованием и фотографией. Эти полтора часа, которые я провёл у Карелина, мне показались так коротки, что я не заметил, как они прошли. При прощании и желании мне всего лучшего он вручил мне конверт с почтовой бумагой и четыре марки с визитной карточкой, и ещё три рубля. При этом у меня выбежали слёзы: так это было трогательно!
В Москве у Виктора Михайловича Васнецова я пробыл три часа и был принят, как родной брат. От него взял два рекомендательных письма: первое — к управителю школы, второе — к секретарю Д.В. Григоровичу (известному писателю, более 20 лет являвшемуся секретарём Общества поощрения художеств). По милости Дмитрия Васильевича уже на следующий день после приезда я занимался в классах, что мне разрешено на всякий день, дабы не терять времени.
Квартира моя душная, плачу за неё в месяц 13 рублей 50 копеек хозяевам, у которых постоянно ведётся пьянство. Одежду мою необходимо переменить на приличную, так как главное — избежать смеха. Чтобы не платить 30 копеек за обед и ужин, я решился есть чёрный хлеб, который продаётся здесь по три копейки за фунт. Успехи мои в рисовании лучшие: за два рисунка я переведён во второй класс.
Прощайте! Не знаю, что будет со мной! Ещё скажу Вам: здесь можно быть человеком, чего я и желал, но нужда и этот заразительный кашель — мои враги».
Начиная с 1883 года, Гавриил Григорьевич ежегодно уезжал на лето из Петербурга в разные места. Так, лето 1883 года он провёл на Валаамском острове. Лето 1884 года — в своём Бажине, где по просьбе известного историка С.К. Кузнецова составил описание, чертёж и рисунок Бажинского городища. В 1885 году он ездил на кумыс в Ставрополь-Самарский. Лето 1886 года провёл в имении директора императорских театров Всеволожского в Рязанской губернии, где по заказу Всеволожского написал 12 икон для местной церкви. В 1887 году Гавриил Григорьевич был на кумысе у Самары.
Его мечтой было написать самостоятельную картину, приобрести звание художника и обеспечить поскорее свою семью, которая состояла из жены и двух сыновей, из коих старшему — девять лет. Тебе, мой многострадальный друг, — вечная память! Дай Бог, чтоб твои прекраснейшие душевные качества вполне перешли на твоих юных сирот!».
Гавриил Носков проучился в Санкт-Петербурге восемь лет и добился успеха: ещё в мае 1886 года он получил в Санкт-Петербургской Академии художеств свидетельство на право преподавания рисования в низших учебных заведениях, но решил учиться дальше, продолжая совершенствовать своё мастерство. Начинающий художник имел приличный заработок, так как перевёз семью в столицу и мог её там содержать. Получал он неплохие заказы, в том числе от высокопоставленных лиц, значит, уже владел достаточным мастерством, в частности, в иконописи. Скорее всего, и на Валааме он не только лечился, но и писал иконы для многочисленных храмов.
К сожалению, Петербург с его сырым климатом окончательно сгубил здоровье Г.Г. Носкова (1857–1888), так и не успевшего осуществить свою заветную мечту, до которой оставалось совсем немного. Чувствуя приближение смерти, буквально за день до кончины он приехал из Санкт-Петербурга в родное Бажино, чтобы проститься с родными. Было Гавриилу Григорьевичу чуть больше тридцати лет…
ВЛАДИМИР Шеин
Источник: ВЯТСКИЙ ЕПАРХИАЛЬНЫЙ ВЕСТНИК, № 1 (363) 2018 |