Воспоминания об уржумской ссылке и
С.М. Кирове (Кострикове) Михаила Филипповича Зоткина
Об уржумском политссыльном Михаиле Филипповиче Зоткине
Родился в 1870 году в Борисовском уезде Калужской губернии. Учился, но не окончил, техническое железнодорожное училище. В сентябре 1903 года мещанин г. Ростова-на-Дону М. Ф. Зоткин выслан в Вятскую губернию под гласный надзор полиции за участие в фабричных беспорядках, происходивших 1 мая 1903 года в г. Харькове. В октябре 1900 г. М.Ф. Зоткин прибыл в Уржум, а через два месяца отправлен в сопровождении двух жандармов в г. Казань и далее в Харьков для дополнительного следствия по делу социал-демократических организаций городов Харькова и Екатеринослава. В марте 1901 года Зоткина вернули в Уржум, где он поселился в доме Е.И. Курочкиной на углу улиц Полстоваловской и Берсеневской (современные улицы Кирова и Революционная), названном самими ссыльными «Ноевым ковчегом».
«Ноев Ковчег». Фото 1970-80-е гг.
«Ноев Ковчег». Гравюра Аркадия Колчанова
Позднее к ним присоединились другие политссыльные, высланные в Уржум. В ссылке М. Ф. Зоткин провел три года. По окончании ее выехал в Нижний Новгород вместе с молодой женой – дочерью уржумского кузнеца Никифора Чиркова. В 1950 году восьмидесятилетний Михаил Филиппович Зоткин, живший в Днепропетровске, прислал письмо Уржумскому мемориальному музею С. М. Кирова с воспоминаниями о годах, проведенных в Уржуме, о знакомстве с юным Сергеем Костриковым, о жизни уржумских политссыльных и горожан в начале ХХ века. Вот текст этих воспоминаний с сохранением авторского стиля, правописания и хронологии.
Из письма Михаила Филипповича Зоткина от 26 ноября 1950 г.
«Когда я находился в ссылке в городе Уржуме Кировской области (бывшей Вятской губернии), я впервые встретился с юным С. М. Костриковым, впоследствии Кировым. Он вместе с другими товарищами посещал «Ноев Ковчег» – так называли дом в нижней части города, на углу улиц бывшей Полстоваловской и Казанской1, принадлежавший тогда старушке Курочкиной Евгении Ивановне, наследнице какого-то уржумского священника. Я называл этот дом «Ноевым Ковчегом» из-за его обширной формы и его обитателей. В нижнем этаже в полуподвальном помещении жили три безродных приживалки, живописец с женой и рабочий-поденщик с женой, а весь верхний этаж занимали мы – политссыльные, люди разных национальностей. Двое из нас было русских: я, Зоткин М. Ф. и Аркадьев В. И., два брата Спруде – латыши – Кристап и Фриц Яковлевичи, два поляка – Курковский, Адам Томаш, один грек Мавромати Спиридон и позднее одна полячка пани Наталья.
Несмотря на запрет, политссыльные занимались преподавательской работой, репетиторством и подготовкой в разные заведения: на классный чин, на народного учителя и т. д. Кроме занятий, уржумская молодёжь интересовалась жизнью ссыльных и тем, за что они сосланы. С этой целью приходили к нам вместе с учениками и не ученики. Среди них был и Серёжа Костриков, впоследствии Киров. Мы получали журналы, книги и изредка нелегальную литературу. Наши юные посетители просили что-нибудь почитать. Особенно интересовался нелегальной литературой Серёжа Костриков. Познакомившись с С. Костриковым, я неоднократно встречался с ним на прогулках в прилегавшем к городу Казарменном лесу2, так назывался городской лес, находившийся за воинскими казармами. С большим интересом слушал Серёжа мои рассказы о рабочих кружках, о нараставшем рабочем движении, о забастовках и начинавшихся крупных массовых выступлениях рабочих и студентов, о жизни и быте заводских и фабричных рабочих, причинах забастовок и революционных восстаний, за которые и высылало правительство более развитых и революционно настроенных рабочих. Много интересного я мог тогда рассказать и передать своим юным слушателям, т. к. сам начал принимать участие в революционной деятельности ещё с кружков народовольцев 1880-х годов, организовавшихся в Ростове-на-Дону. С большим интересом и вниманием слушал Серёжа мои рассказы, вместе с ним часто были и его товарищи – Самарцев, Колпаков, Петя Чирков. С большим чувством и удовлетворением Серёжа и его товарищи слушали революционные песни, которые мы нередко распевали в «Ноевом Ковчеге». (Из первого письма М. Ф. Зоткина от 26/Х1-50 г.).
…Ознакомившись случайно с книжкой А. Голубевой «Мальчик из Уржума», я нашел в ней целый ряд неточностей. Например, студента Мавромати звали Спиридон Димитриевич, а не Дмитрий Спиридонович. Польку ссыльные звали пани Наталья, а не Мария.
«Ноев Ковчег» ссыльные оставили и переселились на улицу Ёлкина в 1903 г.
Дом Симахина. Совр.: ул. Ёлкина, 24.
Спиридон Дмитриевич Мавромати прибыл в Уржум в начале 1902 г. и поселился у нас в «Ковчеге». Летом 1902 г. к нему стали ходить трое учеников: Самарцев, Колпаков и не вспомню фамилию третьего – это был сын подвального винного завода («монополии»), который собирался поступить в мореходное училище. Чем занимался Самарцев в 1902 г. у Мавромати, если он, как указывается в книжке, в 1901 г. поступил в реальное училище, не знаю. Это видимо ошибка в датах. Самарцев или готовился в какой-либо класс, или имел переэкзаменовки.
Однажды дома я застал ещё одного юношу – это был Серёжа Костриков. Он держался несколько застенчиво, но с большим интересом прислушивался к разговору о новостях в литературе и жизни. Это было в начале лета 1902 года. Перед уходом от нас Серёжа обратился с просьбой о том, чтобы ему дали чего-нибудь почитать. Я предложил имеющуюся тогда у меня книжку «История крестьянина» Эркмана и Шатриана (из истории французской революции 1789 года). Прочитав «Историю крестьянина», Серёжа при встрече со мной стал задавать мне вопросы: может ли у нас произойти революция и изменится ли наш государственный строй. Понемногу, при встречах с Серёжей Костриковым я посвящал его и его товарищей в историю русского революционного движения, рассказывал ему о землевольцах, затем перешедших в партию «Народной воли». Об организации рабочих кружков, об организации боевой революционной дружины, первомартовцах, об упорной борьбе партии с правительством, об отдельных выдающихся революционерах. Серёжа, помню, очень интересовался всем тем, что освещало быт и жизнь рабочих в больших городах России. Рост промышленности, увеличение количества рабочих, их стремления к знаниям, которые помогали им более ясно осознавать причины своего тяжёлого положения, способы борьбы рабочих и трудящихся за своё право на жизнь и труд, – всё это очень интересовало Серёжу. И он чаще и больше других задавал вопросы, что служило одной из причин более глубокого посвящения в вопросы нараставшего революционного движения.
Царское правительство в угоду капиталистам и помещикам старалось не допускать роста этого движения, создало при министерстве внутренних дел тайную полицию: третье отделение, для работы в котором привлекались сыщики (шпионы) и провокаторы. Оно скрывало от населения все происходившее и запрещало печатать в газетах и журналах о том, что, не смотря на преследования, восстания и стачки рабочих, крестьянские волнения усилились. Но о росте революционного движения, о выступлениях студентов много печаталось и писалось в нелегальных газетах, изготовленных большевиками и другими революционерами в подпольных типографиях и на гектографах, имевшихся не только в крупных городах, но даже в некоторых уездных. Нелегальную литературу революционеры во время существования царизма получали тайно, контрабандой, даже из-за границы, например, большевистскую газету «Искра», которую В. И. Ленин в 1900-1903 гг. издавал за границей. Мы имели возможность читать её в Уржуме. Отдельные номера этой газеты, с большими трудностями, пересылаемые в такие отдаленные от центра и глухие места, каким был Уржум, юный Серёжа Костриков вместе с А. Самарцевым перепечатывали на самодельном гектографе в бане Самарцевых.
Баня, где С. Костриков и А. Самарцев печатали листовки на гектографе.
Находится на территории мемориального музея С.М. Кирова в Уржуме.
Помню ещё такой случай, когда политссыльные братья Спруде [прим.: Спруды], находясь в ссылке в Уржуме, занимались огородничеством, они под горой между Полстоваловской и бывшей Четвёртой3 улицами засадили овощами огород. Напротив огорода, на противоположном берегу маленькой речки Шинерки, братья Спруде построили просторный шалаш, в этом шалаше у нас не раз происходили встречи с Серёжей и его товарищами. Когда я им прочитал речь одного из руководителей рабочего революционного движения в Германии Фердинанда Лассаля об особенной связи современного исторического периода с идеей рабочего сословия (соч. Лассаля т.1), заканчивающуюся обращением к рабочему собранию призывом: «Пусть идеи рабочего сословия не покидают вас ни за станком, ни в часы отдыха, ни днём, ни ночью, взойдёт заря торжества этой идеи», Серёжа Костриков не раз повторил это… Связь политссыльных не прерывалась с товарищами, оставшимися на воле, и разными путями мы получали от них нелегальную литературу. Например, была нами получена брошюра В. И. Ленина «Что делать», получен был также первый номер газеты Искра» с напечатанной в ней программой партии. Этот номер был послан по многим местам ссылки для обсуждения и отзывов. В газете «Искра» была помещена хроника революционного движения: корреспонденции со всех концов государства и заграничная хроника, чего не разрешалось помещать в легальной печати, были получены и другие революционные брошюры – всех не запомнил. Эту литературу давали учительницам на село, назову некоторых из них – Соломина, Гомбалевская, Патрушевы двое и др. В шалаше Спруде я познакомил Кострикова и его товарищей с этой литературой и давал им прочитать на дому, предупреждал их об осторожности. Я уехал из Уржума в октябре 1903 года, братья Спруде остались ещё от меня на один год, а Мавромати на два года.
В Уржуме в 1903 году происходили почти ежедневно пожары и разбрасывались записки, в которых поджигатель угрожал спалить весь Уржум, а на его месте посадить картошку, паника была невероятная! Все купцы и те, что были побогаче, уложили своё добро на возы и держали их наготове, во дворах были установлены ночные дежурства, но пожары сперва происходили днём. Полиция и жители города терялись в догадках, ища виновников пожаров. Начали подозревать в поджогах политссыльных, про которых тогда так говорили, что они применяют оптические стёкла или какие-нибудь химические средства, поэтому их нельзя поймать. Так говорили не простые люди, а привилегированные часть городского населения, например, преподавательница географии женской гимназии Скородумова Ольга Фёдоровна, жена судебного врача Львова и др. И поэтому нас предупреждали, чтобы мы во время пожаров не показывались на улицах города особенно там, где были пожары. Если первые пожары мы помогали тушить, то потом не принимали в этом участия, т.к. черносотенцы грозили бросить политссыльных в огонь при малейшем подозрении в участии в поджогах. Через один-полтора месяца поджигатель был пойман. Это был один печник, он же чинил галоши, жил в землянке у старого кладбища за тюрьмой. Озлобленный на то, что его детей не берут в приют, а старшую дочь в гимназию, он мстил богачам города поджогами. Своих детей – девочку 8-и и мальчика 7-и лет он посылал сбирать, давал им пузырёк с бензином и спички, девочка обливала строение бензином, а мальчик зажигал. Сам отец издали наблюдал за действиями ребят. А когда пожар вспыхивал, он вбегал в квартиру как бы с целью спасать имущество, а сам старался что-нибудь похитить. Однажды доктор Чемоданов, ещё до разоблачения печника в поджогах, застал его в своей квартире во время пожара, когда тот рылся в его письменном столе. Детей-поджигателей поймали на месте преступления, они выдали отца, он был осуждён и выслан на каторгу. После поимки поджигателя в Уржуме все успокоилось и отношение к политссыльным изменилось к лучшему.
Чем занимались политссыльные и на какие средства они существовали? Политссыльные получали от правительства очень маленькое пособие. Например, политссыльные – рабочие и крестьяне получали в 1900 г. по 1р. 80 к. в месяц, в 1902 г. даже это пособие было понижено до 1р. 20 к. в месяц. Политссыльным – выходцам из привилегированных классов и социальных групп – студентам, учителям и т. д. платили по 6 рублей в месяц. Жить на это пособие, конечно, нельзя было, каждый политссыльный приспосабливался жить, как мог.
Военный врач Маслаковец П. П. работал в земской больнице и имел частную практику, что по инструкции не разрешалось, но он был сын генерала и отец выхлопотал разрешение на врачебную практику.
Студент академии художеств Андреев имел работу от виннозаводчиков Матвеева и Депрейса по проектированию построек, и от земского техника Лемана – по составлению чертежей на мосты, школы и прочее. Находили себе работу и другие политссыльные. Например, Швиговский Франц Францевич – чех, садовник и огородник, высланный в Уржум, засаживал огород против приюта на другом берегу р. Уржумки и подрабатывал у купцов, по садоводству. Жил он в доме тюремного священника Константина, с ним жили немец Дори, слесарь из Николаева – старик лет 55.
По прибытии в Уржум, меня и прибывшего со мной Зверева, рабочего из Харькова, исправник направил в наше общежитие. Его называли коммуной, потому что мы имели общее хозяйство и питание. 2З декабря 1900 года, через два месяца после моего прибытия в Уржум, я был снова арестован прибывшим из Вятки жандармским офицером и на другой день, 24 декабря, отправлен с двумя жандармами обратно в Харьков для дополнительного следствия по делу демонстрации и социал-демократической организации городов Харькова и бывшего Екатеринослава. Я просидел в Харьковской тюрьме до половины марта, а потом снова был отправлен в Уржум и поселился с Андреевым в «Ковчеге», где с ним поселились потом вновь прибывшие в Уржум товарищи – Степанов, студент Рижского политехникума, два польских рабочих – столяр Курковский и Адам Томаш из Варшавы, Аркадьев – прапорщик военного запаса из Нарвы и другие.
В начале 1903 года, приблизительно в апреле, «Ноев Ковчег» оставили Мавромати, братья Спруде и пани Наталья, переселились на Вторую4 улицу (теперь Ёлкина), внизу, чей дом, не помню. Он был расположен рядом с домом портного Елкина. Франчески Георгий Яковлевич – итальянец, учитель из Тифлиса, Витковский из Виленской губернии – националист, Архипов второй – ткач жили каждый отдельно в разных частях города.
«Дом портного Ёлкина». В 1920-е г. здесь была открыта библиотека имени уржумского революционера Н.И. Ёлкина. А вначале 1900-х здесь и в соседнем доме жили политссыльные. Дома не сохранились. На снимке 1928 г. библиотекари и горожане у здания библиотеки.
На встречу Нового года собирались все в «Ковчеге», имевшем большие комнаты, а 1 мая встречали тоже вместе у Белой речки или на берегу излучины Уржумки, недалеко от деревни Шуран. Там слушали мы доклады, пели революционные песни по-русски и по-польски, декламировали и спорили. Подобные общие собрания в том же «Ноевом Ковчеге» проводились при проводах товарищей, уже отбывших срок ссылки, проводы проходили обычно очень оживлённо, с песнями, речами и т. п. Полиция не вмешивалась, а проходившие мимо обыватели города Уржума, проходя, крестились и торопливо переходили на другую сторону улицы. Ибо они, попадая под влияние жандармов и духовенства, боялись политссыльных.
В моё пребывание в Уржуме не раз бывали тревоги, во время которых в город съезжались полиция и жандармы. Жандармы приезжали из Вятки, а полиция вызывалась со всего уезда. Весть о приезде облетала, как по радио, весь город. Особенно настораживались мы, политссыльные, и прятали всё подозрительное, ожидая обыск. Один раз такой налёт произошел вскоре после убийства Плеве Егором Созоновым, у которого при обыске оказался паспорт крестьянина Уржумского уезда, работавшего у купца лесопромышленника Максимова. Жена Максимова была теткой Созонова по матери, жандармы произвели обыск в доме и конторе Максимова, но ничего не нашли. Проведя следствие и допросы, приезжие жандармы уезжали. В Уржуме были два постоянных жандарма, следивших за крамольниками и за благонравием жителей города Уржума.
Отмечу ещё один приезд из Вятки офицера жандармского отделения исключительно ради меня. При высылке меня из Харькова, как в первый, так и во второй раз, не было произведено антропометрического измерения и описания особых примет. Однажды в 7 часов утра меня привели в полицию, где весьма услужливо до приторности городской врач Чемоданов измерял, изучал все детали моей особы во всех направлениях и чуть не в лупу, через очки отыскивал на теле особые приметы.
Двукратный приезд ко мне жандармов, отправка в Харьков и обратно вызвали по отношению ко мне со стороны уржумцев особый интерес – меня многие знали, и я нелегально и полулегально получал работу. Земский техник, по соглашению с членами земской управы, предоставил мне работу десятника по перемащиванию бывшей Воскресенской улицы и по перемащиванию дамбы по Малмыжскому тракту от города до Отрясовской горы (до Белой речки) и по Нолинскому тракту до Теребиловки. Бухгалтер Образцов давал переписку отчетов, земский статистик Бодров – нелегально обработку анкет по крестьянскому хозяйству.
Мостовая и тротуары из камня-дикаря на улице Воскресенской.
Фото начала 1900-х гг.
Однажды во время наплыва полиции, о чём меня предупредили, я, опасаясь обыска, унёс два мешка анкет в баню (в глубине огорода «Ноева Ковчега») и спрятал под лавку. Ночь прошла благополучно, но утром ко мне входит хозяйка Екатерина Ивановна и дрожащим голосом спрашивает:
– Михаил Филиппович! Это ваши бумажки были в бане под лавкой?
Пришлось ей объяснить, в чём дело.
– Я догадалась, – говорит она, – что это Ваши бумажки, иначе, откуда им взяться. У меня жила одна девушка, у неё был тоже обыск, она прятала какие-то бумажки на чердаке.
Я спросил её: «Куда же вы дели её бумажки» – «Сожгла, когда девушку увезли от меня», – ответила мне моя старушка.
Когда мы ставили маленькие спектакли в пользу приюта, попечитель приюта Польнер Густав5 приглашал меня к установке и перемещению декорации и делать кое-какие части ширмы, подставки и др., а один раз пригласил меня даже для режиссирования. Давали также мне переписку ролей.
Дети уржумского приюта у Народной аудитории
Я знаком был с участниками, любителями-артистами. Назову их: Ульянов, член земской управы, Загоскин, почтмейстер, Коробкова – учительница начального приходского училища, Фомин – податный инспектор и его жена, дочь Польнера6, Морозов Н. С. – учитель уржумского городского училища, студент Никонов и другие.
На крыльце Народной Аудитории в день генеральной репетиции «Сорванца» 14 мая 1903 г. Ольга Васильевна Коробкова – в первом ряду, вторая справа. В центре (с бородой) Виктор Федорович Польнер, председатель Уржумского благотворительного общества и попечитель приюта.
Были ли революционные кружки в Уржуме в 1901-1903 годы? Был один кружок, в состав которого входили следующие ученицы гимназии: Львовы Зина и Катя и Нина-пансионерка7.
Справа – выпускница Уржумской женской гимназии Зинаида Львова (1904 г.)
Кружок этот был организован политссыльным Мавромати, революционных кружков, которые бы вели работу регулярно, я не знал. Иногда проводились ещё мной читки нелегальной литературы, на которые кроме ребят приходили девушки, например, Катя Самарцева, сестра Сани, Макарова – библиотекарша земской библиотеки, Гамболевская – учительница, Юркина – фельдшерица земской больницы. Возвращаясь из ссылки, братья Спруде, проездом через Нижний Новгород, пробыли у меня двое суток, после ссылки я поселился в Новгороде. Они рассказывали, что наше пребывание в Уржуме не прошло даром, что Серёжа Костриков и другие начали вести революционную работу и даже сделали попытку еще при них и Мавромати печатать на гектографе революционные листовки, содержания не помню, но материала было достаточно, тогда велась неудачная война и надвигалась революция.
Сергей Костриков и Александр Самарцев. Уржум, 1904 г.
Намереваясь написать воспоминания о встрече с С.М. Кировым в период моего трёхлетнего пребывания в Уржуме, я невольно вспомнил некоторые факты и события, не относящиеся непосредственно к личным встречам с С.М. Кировым, но они освещают жизнь того времени, в которое формировался, воспитывался выдающимся революционер, преданный народному делу борец. Я доволен тем, что мне одному из первых пришлось повлиять на молодого юношу Кострикова и помочь ему встать на правильный революционный путь, путь борьбы рабочего класса с существующим тогда капиталистическим строем. Он очень хорошо усвоил слова Лассаля, которые не раз слышал от меня: «Идеи рабочего сословия пусть не покидают тебя ни днём, ни ночью, ни за станком, ни в часы досуга». Серёжа Костриков, ознакомившись с этой исторической заповедью в юные годы в Уржуме, следовал ей и служил ей до конца своей безвременно прерванной врагами жизни.
Примечания
1 Правильно – Берсеневской (совр. ул. Революционная).
2 Правильно – Солдатский лес.
3 Четвертая улица – Митрофановская (совр. ул. Елкина).
4 Правильно – на Четвертую улицу (б. Митрофановскую, рядом с домом портного Ивана Федоровича Елкина. Совр. ул. Елкина, 102, дома не сохранились).
5 Правильно: Виктор Федорович Польнер.
6 Имеется в виду Эмилия Викторовна Польнер.
7 Нина Швецова, живущая на квартире (на пансионе) у Львовых.
Воспоминания М. Ф. Зоткина хранятся в Уржумском мемориальном музее С.М. Кирова. Фотографии – из фондов Уржумского краеведческого музея им. Н. Н. Арбузова и фотоархива Уржумской центральной библиотеки.
Материал был опубликован в(о) Четверг, Июль 16th, 2020
Источник: http://urzhumlib.ru |