Сорокин-Махалов

Из воспоминаний партизана

В начале 1919 года оперировавшую в 1918 году в Уржумском уезде теребиловскую дружину распустили по домам, оставив лишь небольшую часть ее для охраны города Уржума. В то время я был комендантом Уржума и, по совместительству, командиром караульной роты, оставаясь вместе с тем и командиром дружины. Хотя в войсках наших принцип выборности командного состава давным-давно был уже отменен, но здесь политические соображения диктовали его придерживаться, так как часть все еще считалась партизанской, и люди, составлявшие ее, были добровольцами не призывных возрастов и законом находиться в рядах армии не обязывались. Призывники же были выделены в особый отряд по борьбе с дезертирством и подчинялись также мне.

Теребиловская красногвардейская дружина. 1919(?) год.
В первом ряду, в центре - командир дружины Н. Сормах.

В Уржум пришел елабужский гарнизон, сюда же эвакуировался со всеми учреждениями город Оханск. Понаехали беженцы. В конце марта в Уржум прибыли представители штаба 3-ей действующей армии и приступили к проведению мобилизации перевозочных средств. Было взято все. У крестьян не осталось ни одной мало-мальски годной на железном ходу телеги.

Тракт от Петровска до Шурмы был очищен от снега до земли для проезда артиллерийских частей.

Несмотря на то, что настойчиво проводился сбор продовольствия и подготовка к обороне,— мы все же не предполагали, что Уржумский уезд будет ареной военных операций. Все работники смотрели на все происходившее по тыловому. В конце апреля, ночью, меня, председателя ревкома Одинцова Н. А. и начальника гарнизона Мачихина Ф. И. вызвали срочно в ревком, где уже собрались все члены и командиры частей. Здесь нам объявили, что войска Колчака подошли к Уржуму на расстояние 20 верст и наши кавалерийские части были сброшены в реку Вятку, где и погибли вследствие начавшегося ледохода. Угроза была слишком велика, ибо, заняв Уржум, противник мог взять Яранск или, форсировав реку Вятку, получал возможность добраться сухим путем до Нолинска, а отсюда повести наступление на город Вятку.

Обсудив вопрос, порешили елабужцев бросить на Медведок и защищать подступы к Нолинску, а уржумцев — в Турек и попытаться переправиться на левый берег реки Вятки, чтобы оттеснить противника за речку Кильмезь, загородив ему путь для форсирования левого берега Вятки.

Здесь имелась ввиду очень серьезная опасность, что, в случае отступления, мы могли легко быть опрокинуты в реку Вятку, или же противник, перейдя на правый берег Вятки ниже Уржума мог его занять. Тогда мы остались бы в тылу противника, чем могли обречь себя на гибель.

Поэтому было признано необходимым ввести в действие боевую дружину, т. к. последняя, успешнее других воинских частей, в случае неудачи, могла вести партизанскую войну, а к ней присоединить все воинские отряды Уржума (местные), составив из них авангардную часть.

В ту же ночь был отдан приказ, как по регулярным воинским частям, подчиненным мне, так и по дружине — готовиться к выступлению. Предварительно был разработан план наступления и обороны. Утром к 8-ми часам дружина была в сборе. Не хватало лишь отрядов, высланных в отдельные волости по борьбе с дезертирством. Взяв в городском театре оркестр духовой музыки, мы выступили в поход группою человек в 700 на Турек. При группе имелось два пулемета,— один системы „Максима", другой „Кольта", винтовки же не все имели штыки.

До дер. Камайковой шли с песнями и музыкой в колоннах, но перед ней построились в боевой походный порядок. Разведка донесла, что в Туреке все спокойно, хотя с утра, будто бы, за рекой была стрельба со стороны Немды и пули разбили стекла в некоторых домах по Набережной улице.

Прибыв в Турек, первым долгом мы выбрали позиции и выставили сторожевую охрану. Собрав местную партячейку, порешили выслать на противоположный берег реки разведку из местных крестьян-коммунистов для установления сил и местонахождения противника и подыскания места для нашей высадки. Средств для переправы войска не было, за исключением полуразбитого парома и нескольких лодок.

Президиум волисполкома постановил немедленно все имеющиеся в волости лодки переправить в Турек и разослал по всем прибрежным деревням нарочных, приказав одновременно гражданам селе Турека починить и представить все имеющиеся у них лодки. Имея ввиду исключительную важность быстрой и своевременной переправы, мною был отдан приказ, что за сокрытие лодок и их порчу виновные будут расстреливаться на месте. К утру в нашем распоряжении было два парома и около сотни лодок, годных к перевозке войск. Работа по ремонту лодок шла всю ночь. Крестьяне работали не покладая рук. Приготовляясь к переправе мы увидели двигающийся снизу пароход с баркасом, на котором при наших выстрелах был выкинут красный флаг.

Не доверяя, однако, этому, мы принудили пароход пристать к берегу, где нам удобно было вести с ним бой, если бы он оказался неприятельским. Оказалось, что это пароход „Республика", попавший под обстрел неприятеля при попытке высадить на левый берег красных гусар. Убитых на пароходе было мало, но лошади, переправлявшиеся на баркасе, были перебиты почти все. Командир парохода Фоминых объяснил, что прошел под артиллерийским огнем противника.

На мое предложение, взять на пароход мою группу, Фоминых ответил отказом, мотивируя тем, что он незамеченным противником, хотя бы и ночью, пройти не может, т. к. шум от колес может привлечь внимание белых. С этими доводами пришлось согласиться и производить посадку на гребной транспорт.

Утро было ясное и веселое. От реки стлался легкий туман. Разведчики противоположного берега доложили, что крупных частей неприятеля в районе их разведки нет. Имеются лишь мелкие партии, силою не больше роты, которые занимали деревню Максанка и пристань Немду, разбившись на несколько отрядов, более сильный из которых занял кордон на Красном Яру. Имея ввиду, что за рекой Кильмезью сосредоточены крупные неприятельские силы, мы решили высадку нашей группы произвести выше Немдинской пристани версты на две.

Через час мы уперлись в бор, куда высадили три четверти отряда, дав ему направление для наступления на пристань Немду. С остатками отряда я поплыл на лодках на ту же пристань Немду. Быстрое течение несло нас вперед и мы попали под обстрел. Противник, поняв, что может попасть в тиски, быстро отступил на дер. Максанка. Заняв пристань Немду, мы немедленно выслали во все стороны разведчиков. В зависимости от полученных сведений мы разбили группу на три отряда, один из которых направили на Красный Яр, второй — на дер. Максанка, а третий расположили в Немде, как резервный. При нем же остался и главный штаб.

Красный Яр стоит на одной из излучин реки Кильмези, откуда противник мог легко наступать на Немду и Нолинск. Имея это ввиду, красноярской группе было приказано сбить отряд белых и воспрепятствовать его переправе.

По пояс в холодной, как лед, воде, через разлившиеся мелкие речушки отряд молодцевато прошел и, преодолев все трудности и неся на руках пулемет и боеприпасы, сбил красноярский неприятельский отряд. Максанская группа продвинулась до дер. Максанка и заставила отступить превышающий ее численно неприятельский отряд, отогнав его до Сибирского тракта.

Через три дня к нам подошли резервы из оставшихся в Уржуме отрядов, оставив их (под командой Краснова) в Немде, мы продвинулись до Сибирского тракта. Здесь, у пристани Травнистая, порешили обосноваться штабу. Развернув фронтом всю группу на восток по Сибирскому тракту, мы приняли сторожевое охранение всех мест, возможных для переправы противника и этим затруднили шпионам белых, имевшимся среди кулачества, сношение с неприятелем.

Со своей стороны мы сорганизовали сеть разведчиков из местных крестьян — рыбаков и пчеляков, которые, переправляясь на противоположный берег реки, занятый противником, собирали нужные нам сведения и совершенно правильно осведомляли нас о расположении противника, о настроении среди солдат и т. п. Имея точные сведения, мы своевременно успевали высылать наши отряды для отражения белых, так что им казалось, что наши силы очень велики.

Среди солдат противника стал раздаваться ропот, что командиры их обманывают, говоря, что „у красных силы,— что кот наплакал"... Уставшие солдаты перестали верить в победу и предавались разгулу и пьянству, заставляя крестьян доставлять им кумышку. В то же время распространяемые среди солдат наши газеты оказывали свое действие, и армия белых на нашем участке фронта постепенно разлагалась.

Стоявшая в Данаурове артиллерия обстреливала правый берег реки Вятки снарядами, иногда, видимо, для острастки. Снаряды летели и в нашу сторону, не причиняя нам существенного вреда, т. к. занимаемая нами позиция находилась в лесу. Плохо у нас обстояло дело с продовольствием. Деревень поблизости не было, в Уржум же попасть было весьма трудно из-за разлива рек и из-за опасности обстрела. Больных и раненых приходилось переправлять на лодках в Шурму, ночью, под прикрытием темноты. Между тем голод давал себя чувствовать. Пришлось выгнать всех пчеляков на рыбную ловлю и изъять все запасы хлеба и меда на пчельниках. Но и этого было далеко не достаточно. Приходилось посылать за хлебом охотников на другой берег реки в расположение противника, но эти экспедиции редко удавались.

Недели через полторы после выступления из Уржума были получены сведения, что на рожкинском поле противник сделал высадку и занял правый берег реки Вятки. Мы приготовились к встрече противника. Неприятель сосредоточил весь транспорт для переправы на Арпорезе. Зная, что выдержать напор нам будет очень трудно, мы обратились за поддержкой и стянули резервы. Поддержка незамедлительно была получена в количестве двух рот красноармейцев, почти целиком сформированных из национальных меньшинств удмурт, бесермян и пермяков. Комсостав был исключительно из них же. Ночью под Астрахановым обе роты перешли на сторону противника, не желавших же идти с ними связали и увели с собой.

Одному из отделенных командиров отряда удалось бежать и он, наткнувшись на посланного для связи, в Салью, нашего ординарца, объяснил последнему положение вещей и, загнав лошадь, все же сумел вовремя известить нас о случившемся. В прорыв была выслана полурота с пулеметом. Белогвардейцы, начавшие было переправу, попали под наш пулеметный огонь. Полагая, что они попали в ловушку по вине перешедших на их сторону красноармейцев, белые расстреляли больше 20 человек из них, и разбросали среди наших частей прокламации с призывом бить коммунистов, взять командиров и переходить на сторону „народной победоносной армии”.

В прокламациях меня называли немцем, очевидно, их ввела в заблуждение моя фамилия Сормах, как ее переделали красноармейцы из Сорокина-Махалова.

Николай Гурьянович Сорокин-Махалов (Сормах)

Обещали 250 тысяч рублей за каждый пулемет и за предание командира. Возмущенные этим, наши части требовали контрнаступления.

Чтобы использовать хоть отчасти энтузиазм товарищей, я выбрал 18 человек самых ярых ребят и отправился с ними на Арпорез (пристань у кордона), как тогда выражались, — „помутить”. Ночью, переправившись на маленькой лодчонке на гриву лугов, мы почти по пояс в воде, вброд, достигли к утру леса у Арпореза и увидели мирно спавших белогвардейцев у горевших костров. Часовые тоже дремали. Винтовки стояли в козлах.

Не зная величины заставы, мы побоялись завязать с нею рукопашный бой, а по команде бросили на поляну по две гранаты и после этого начали стрелять по убегавшим, создав среди них неимоверную панику.

Белые оставили на месте одного убитого, двадцать или тридцать винтовок, провизию, вещевые мешки и скрылись в лесу, оставив переправу в 90 лодок, собранных со всей Кильмези. Видя, что путь к лодкам свободен, мы бросились к ним и стали готовиться к отплытию. Часть лодок была уничтожена. В оставшиеся лодки мы погрузили мешки с мукой, крупой и другим продовольствием, оставленным противником. Мы торопились отчалить от берега, т. к. по лесу шел гул, предвещавший мало доброго. Выплыли на стрежь. В нас полетели пули. На берегу показался эскадрон кавалерии противника. Явись они на 15 минут раньше, мы бы пропали. Переправу и все захваченное в стычке мы благополучно доставили в Травнистое. Радости у ребят было хоть отбавляй.

В тот же день был получен приказ от штаба дивизии уржумского направления, — взять или уничтожить, во что бы то ни стало, переправу на Арпорезе, но он уже запоздал. Сообщив штабу о захвате переправы, мы получили второй приказ — стянуть всю группу и переправить на сторону реки, занимаемую неприятелем. Нам обещали послать в помощь эскадрон красных гусар. Стянувши всю группу, мы ждали гусар, однако прискакал ординарец и известил, что гусары не будут и нам необходимо одним повести наступление.

Переправив на устье Кильмези весь отряд, я разбил его на группы, одну из которых направил занимать Данаурово, вторую в тыл данауровцам в Кошкалетьево (Логиново), а сам направился с главными силами на Климино, где, по сведениям, находился штаб 2-го штурмового Тобольского полка и сосредоточены были более надежные силы противника.

К утру данауровская группа сообщила, что противником Данаурово оставлено, а кошкалетьевская группа донесла, что войска противника постепенно очищают окрестности, не принимая боя.

Сообразив, что у белых дела не в порядке, я начал наступать на Климино и в три с половиною часа утра взял окопы белых, заставив их отступить на Астраханово. Боясь, что во фланг нам может ударить отступающая из Данаурова часть противника, я все же рискнул наступать на Астраханово и после короткого боя оно было взято. Оставалось гнаться за противником до Селина, где он оказывал сопротивление до тех пор, пока не дал отступить своим обозам.

В виду поспешного наступления, связь с рядом расположенными нашими частями была нарушена, т. к. крестьянских лошадей белые угнали с собой, а отбитые у противника лошади для связи были мало пригодны. Все же мы гнались за отступавшими белыми до Аркуля. Здесь попали под сильный пулеметный огонь с сельской церкви, который нам не позволял до ночи занять село.

Аркуль был в конце концов занят, но люди настолько утомлены переходами, что дальше наступать было немыслимо. Пришлось ждать подкреплений, а утром, слившись с отрядами данауровской и кошкалетьевской групп, начали наступление на село Кильмезь, которое, совместно с елабужским и нолинским гарнизонами, переправившимися в Андрюшкины, взяли у белых в плен один батальон штыков.

В Кильмези было получено распоряжение, что все три гарнизона — уржумский, нолинский и елабужский—переименовываются в „уржумский имени тов. БЛЮХЕРА полк“ и переходят в распоряжение штаба дивизии уржумского направления. После этого теребиловская дружина потеряла свою самостоятельность и вошла в регулярные войска Красной армии.

Уржумский полк до самой Перми гнал неприятеля по Сибирскому тракту, выдержав упорные бои на переправе через реку Валу под Святогорьем и на правом берегу Камы у Перми, причем была захвачена артиллерия противника и масса пленных.

Источники:
1.Солоницин Н. Октябрь и Гражданская война в Вятской губ., Истпарт. Вятского Губкома ВКП(б), Вятка, 1927, с. 165-170.
2. Фото с сайта https://tornado-84.livejournal.com и http://urzhumlib.ru